Хрестомагия

тяжелого блестящего металла,

в котором пороха

полны

пороховницы — валуны,

достаточно лишь искры

от луны,

чтобы река времен

восстала!

04.09.19

Ода стреле

торопят годы выразить

словами

всю полноту палитры мира,

снимая с каждой краски языком

рискованную

пробу…

Ведь в них не только

акварельные разводы,

там тяжесть белых пятен

из свинца,

в которых мореход как крот

короткий ищет путь

к доселе неоткрытым островам,

бельмом зияют мели –

мели, мели муку соленой пены,

авось на землю набредешь — смелей!

Растянется период меловой

на миллионы лет,

увековечит в отложениях тела,

вернее кости — рифмы

от скелетов,

а если объективно,

то фрагменты планетарной диафрагмы!

Их тени тянутся как нити

из титана,

поверженного в кадмий

словно в ад,

где уголь во главу угла

встает как ночь — ребром Адама,

там цинка цианид, в конце

концов,

но даже это можно вытерпеть –

все искупает царственного кобальта

с альтами в стиле сальто

бал,

на нем солируют как лиры

крылья из акрила!

09.09.19

Муха (Фелиции, Винсенту)

на слона

надежд полна

рухнула с размаху муха,

ну и наглая была –

улыбалась в оба уха! –

Вот насколько я сильна,

не беда, что так

мала,

вот заслуженный триумф –

покорила я слона –

это вам не шутка –

утомилась ж-ж-жутко,

запыхалась — у-ф-ф!

10.02.20

Парение с опорою на струны

созвучные певучести ветров –

лишь передышка накануне канонады…

мишень любого

даже самого стреляющего тира

не может ранами сравниться

с черновиком летящей оды

в честь пущенной

на вольные хлеба стреле,

ее стремительное тело

звенит — поет подобно спице,

нанизывая острым оком

земные комья, воздух, воды,

не петли мертвые в ее ассортименте –

прямая нить в живом огне!

Она проходит красною строкою

через восходы, дни, закаты, ночи,

соединяя рифмами ущелья,

на мысли наводя мосты,

ее алеющие страсти

до гениальности просты –

взаимосвязь всего упрочить,

пронзив, в конце концов яйцо,

в котором кроется

бессмертие

кощея!

11.09.19

Исчез (Вощеву — А. Платонову)

недоумение бурлило в голове,

из глаз сочилось посреди

погоды,

растерянность находится извне,

задумчивы, дремучи

ее оды

в бездонном котловане пустоты,

нет места человеку

на земле,

он не подходит под канон

природы,

в него сомнения и страхи налиты,

не по пути их стопы — противоположны,

пространство времени

само себе –

одновременно цель и средство

по удалению из памяти

небес

рубцов от сабель, крови, пота, кожи

и душных дум — укорами

судьбе

людей во власти немощного детства:

родился… из последних сил

исчез.

05.10.19

Хрестомагия (поэра)

(1743–1816):

река времен полна порогов,

воинственны ее тяжелые валы,

подобно одам судят строго,

у водопада голос рока –

звенящей при падении

струны!

(1769–1844):

Россия — родина слонов

и обезьян, и мосек

тупорылых,

но басен выводок не нов –

дрессурой не добиться

появленья крыльев!

(1783–1852):

но рыцарь мчался, мчался в ночь,

усталый конь

хрипел весь в пене,

луна грозила светом белым

как топором палач –

точь в точь,

душа от ужаса

фальцетом пела!

(1799–1837):

шаги декабрьской свободы,

скользнув на месте,

оборвали

путь,

иссякли в гордом горле оды,

отнюдь не мед

переполняет соты,

анчара сок

стекает словно ртуть

на эшафот.

Прокручивай хоть в сотый…

намек петли один –

уснуть!

(1814–1841):

распят полетом в бездну

демон,

разорвана отчаянием грудь,

что впереди — зной мезозоя,

девон?

Объятия земной

непостижимой

девы?

Вселенская доисторическая

грусть!

(1803–1873):

сюртук чиновничий

мне тесен,

уместнее летучий ореол

из тихих и задумчивых

не песен,

скорее — из теней

подъятых ими волн…

(1821–1878):

случайно ли прообразом

петиций

крестьяне у парадного подъезда

клюют носами как поверженные

птицы,

хотя их жажда мести в этом месте

неуместна!

(1820–1892):

а сад тем временем

был полон

луною, изливающей желток,

в полон берущей

своим женским полом

все мироздание,

потолок!

(1862–1887):

надсадный плач –

ответом на препоны,

слеза разъест

стальные кандалы!

Свобода и любовь

тогда сердца наполнят

и мир увидит,

как мы удалы!

(1863–1927):

не миновать объятий смерти,

в ее гармонии утонет

суета,

отбросьте предрассудки

и поверьте –

блаженство и покой

найдете только Там!

(1866–1949):

из башни, ставшей маяком

видны все корабли на горизонте,

для кормчих звезд

они — лишь корм,

среди сирен у мыса Горн

теряют очертания — их воля

на исходе…

(1867–1942):

как солнце стать, увы,

не получилось,

луны лучи журчали серебром,

сдались алеющие дали

снам на милость,

и пробужденье их уже

не будоражит,

и день, и ночь в поджаром раже

легли на дно,

глаголя об одном…

(1869–1945):

колоть иголками — из арсенала вуду,

а я словами жалить буду

отбившихся от рук глухонемых людей,

и Шиву, и Христа, и Будду

я Музе подчиню своей!

(1872–1936):

форелью радужною жизнь

резвилась вместе с брызгами,

объятая теченьем,

зима возьми — и покажись

со списком скользких колких льдин,

замерз ручей

блестящим изреченьем…

(1873–1924):

пока царит на гребне славы

парящим призраком конь Блед,

его тлетворна лесть –

дыхание — как месть

Валхаллы,

где вместо речи человечьей –

бред!

(1877–1932):

мифичен воздух — им еще эллины

питали дух

на берегу морском

в плену у гор — богатырей былинных,

и эхо сохранило

их горнила

гром,

история — алмаз в оправе глины!

(1880–1921):

прекрасной дамы образ

несказанный

витает незнакомкой в скомканном

огне,