Хранители магии

Через два дня ему уже доверяли, зная, что он будет придерживаться тех дорожек, которые открыты ему как гостю Гласкасла. При первой же представившейся возможности, и потом при каждом удобном случае, он возвращался к скамье у колледжа Трудов Праведных. Именно в этом месте он слушал гимны. Именно там музыка объединившихся голосов проникала ему в самую глубину души. Именно там он познакомился с Николасом Феллом.

День был мерзкий: дождь еще не шел, но собирался пойти, а ветер дул не утихая. После своего первого катастрофического дня в Гласкасле Лэмберт надевал самую хорошую и наименее броскую одежду, но после получасового неподвижного сидения даже плотное пальто перестало спасать его от холода.

К Лэмберту присоединился помятый жилистый мужчина с густыми темными волосами и аккуратно подстриженными усами. Головного убора у него почему-то не было. Когда мужчина заговорил, его голос оказался тихим и почти робким.

— Извините, что помешал вам, — проговорил незнакомец, подходя к скамье, — но не видели ли вы мою шляпу?

Лэмберт невольно осмотрелся. Скамья, каменные стены, уголок сада, множество деревьев и немного цветущих подснежников — вот то, что он увидел. Шляпы не было.

— Увы, нет.

Мужчина с усталым вздохом опустился на скамью рядом с Лэмбертом.

— Чтоб их разорвало! Откуда у них эти идеи? — В ответ на вопросительный взгляд Лэмберта он извиняющимся тоном объяснил: — Мои студенты считают, что я слишком мало ими занимаюсь. В отместку они утащили мою шляпу. Мне показалось, что я правильно понял их записку с требованием выкупа. Похоже, что нет. — Он немного подумал. — А шляпа хорошая. Ради того, чтобы вернуть ее, стоит пойти кое на какие неудобства. Конечно, ничего выдающегося в ней нет. Наверное, я просто смирюсь с потерей. Кстати, позвольте представиться — Николас Фелл. А вы тот самый американец, верно?

Лэмберт заморгал.

— Я просто американец, — настороженно признал он.

— Здесь это означает, что вы тот самый американец. — Фелл дернул себя за ус. — Мерзкие юнцы. Не знаю, где они находят время, не говоря уже о силах.

— Мне казалось, что студенты Гласкасла ведут аскетическую жизнь. — Лэмберт кивнул в сторону пения. — Обряды и все такое прочее.

— Встают в пять утра и поют гимны несколько часов, потом быстренько моют полы в качестве развлечения, потом получают завтрак в виде плошки каши и сплетен вдосталь, после чего отправляются слушать лекции? — Фелл презрительно хмыкнул. — При этом у них все равно остается несколько часов на то, чтобы поозорничать, у этих юных обормотов. Мне моя шляпа нравилась, черт подери!

— Если найду ее, обязательно сообщу вам об этом.

Фелл внимательно посмотрел на Лэмберта. Под его пристальным взглядом тому вдруг захотелось смущенно заерзать.

— Вы замерзли. — Фелл встал. — Пойдемте ко мне в комнаты, я найду чего-нибудь выпить. Бренди пойдет?

Лэмберт поднялся на ноги. Он оказался на несколько дюймов выше Фелла, но не чувствовал этого, несмотря на то что нависал над ним. Казалось, Фелл видит в нем равного, человека, которого следует судить не по тому, откуда он появился или что может сделать, но просто по тому, каков он.

— Вы очень добры. Однако мне не разрешают пить ничего крепче чая.

— Извините. Тогда пусть будет чай. Пойдемте.

Фелл поманил Лэмберта, и они вдвоем пошли по извилистым дорожкам к колледжу Тернистого Пути. К тому времени, когда чай был выпит, Лэмберт уже понял, что новый знакомый ему нравится. В течение нескольких следующих дней Фелл дал ясно понять, что новичок приятен ему, и настолько, что даже помог Лэмберту с жильем: пригласил его поселиться в комнатах, которые занимал в колледже.

И вот Лэмберт провел в Гласкасле уже полгода. Он выполнял ту работу которую ему поручали, старался приспособиться. То, что от него требовалось, было элементарным: как можно точнее стрелять из оружия, которое ему давали. Но в те моменты, когда работы не оказывалось, трудно было найти себе место.

Поначалу атмосфера университетского городка казалась Лэмберту совершенно чужой — временами даже более чуждой ему, чем во Франции и Германии. В тех странах, языка которых он совсем не понимал, невозможно было забыть, что он иностранец. В Гласкасле после нескольких первых недель его убаюкало сходство с родными местами. В чем-то здесь он чувствовал себя больше дома, чем в Вайоминге. Безмятежность и серьезность университетского городка заставляли Лэмберта ощущать себя здесь своим. Однако рано или поздно его неизменно возвращали к реальности. Он был гостем, проезжим чужестранцем в местах, где левое было правым, а правое — левым. Даже ударение в некоторых словах ставилось в непривычных местах, так что, говоря на своем языке, Лэмберт порой едва мог понять других или быть понятым. Чужим его заставляли себя почувствовать окружающие. Казалось, Феллу абсолютно не важно, американец Лэмберт или нет. Эми, похоже, наслаждалась любым признаком ковбойской колоритности, какой Лэмберт только мог изобрести.