Хранить обещания

— Роб, наше радио не работает... Где «Толстой»? Где Виктор?..

Ганимед находился так близко, что на его поверхности отчетливо различались кратеры. Чуть выше горело холодным светом созвездие Плеяд — где-то рядом с ним должны были виднеться красно-зеленые бортовые огни «Толстого». Но напрасно я, щуря от напряжения глаза, озирался по сторонам. Ничего... Только одинокие Плеяды — «дождливые Плеяды», как называли их в древности.

— Не знаю. Вижу только «Верность», — медленно произнес я наконец.

Я оторвал кусок кабеля и соорудил из него некое подобие антенны, заменил несколько разбитых приборов и направился к двигателю — выяснить, удастся ли затормозить падение. Огромный красноватый диск Юпитера лил мягкий свет на наш изуродованный корабль.

— Иду к двигательной установке. Попробуйте еще раз вызвать «Верность».

— Хорошо, — отозвалась Кэти.

Два сопла были разнесены в щепки; я принес с корабля инструмент и попробовал хоть немного подремонтировать оставшиеся. Дело уже подходило к концу, когда в наушниках вновь послышался голос Кэти:

— Роб, ближняя связь вроде работает.

— Ну, и ладно: дальняя все равно пока ни к чему.

— Ты скоро закончишь?

— А в чем дело?

— Да я вот тут подумала... вдруг это облако опять нас зацепит.

— Ну, спасибо, — с чувством ответил я. — Не было печали...

— Может, тебе все же лучше вернуться?

— Как сделаю, так и вернусь. Что с командором?

— Без сознания, — дрогнувшим голосом произнесла Кэти. — Он и с тобой-то разговаривал в полубреду. Видимо, у него повреждено что-то внутри: он все такой же бледный и кашляет кровью. Роби, нам срочно нужна Мардж!

—Тебе удалось связаться с «Верностью»?

— Пока нет... — Про «Толстого» она ничего не сказала. — Скажи, Роб, а с нами-то что?

Я еще раз оглядел развороченный корпус и вздохнул: по его кормовой части тянулась длинная трещина, исчезавшая в районе дюз. Осторожно подобравшись к двигателю, я посветил фонариком внутрь камеры сгорания. Что-то ярко заблестело; эх, не должно бы там ничего блестеть... Я пригляделся и негромко свистнул: камера была забита прочной стекловидной массой — космическая пыль сплавилась с металлом в единое целое. Увы, двигателю нашей «Ласточки» никогда больше не заработать...

— Что случилось, Роб? — послышался в наушниках встревоженный голос Кэти. — Что-нибудь серьезное?

— Знаешь, — ответил я, — похоже, мы летим к Плутону.

Герман бредил: он принимал меня за Лэндолфи и горячо уверял, что все будет в полном порядке. Его бросало то в жар, то в холод, а пульс прощупывался хуже и хуже. Кэти осторожно укутала командора одеялом, подсунула ему под ноги несколько подушек и сменила нагревшийся компресс.

— Подушки все равно без толку.

Кэти непонимающе взглянула на меня.

— Ах да, невесомость же...

Я молча кивнул.

— Роб...

Ее взгляд скользнул по ящикам с образцами минералов, по наклеенным на них аккуратным ярлычкам: силикаты с Пацифии, сера с Гималии, карбонаты с Каллисто... Наша экспедиция выяснила, что Ио сформировался вне пределов Солнечной системы и что жизнь на Юпитере отсутствует; мы узнали, откуда у планет-гигантов берутся кольца и почему на Земле был ледниковый период. Но Кэти размышляла сейчас о другом: стоит ли научное любопытство ничтожной горстки академиков хоть одной человеческой жизни?

— Роб, — негромко сказала она, — до чего же мы здесь чужие... в этих хрупких скорлупках.

Я ничего не ответил.

— Послушай, — продолжала Кэти, — у меня еще такой вопрос... «Толстой» — исчез?

— Это и есть твой вопрос?

— Нет... Тут, к сожалению, все более или менее ясно: раз «Толстого» не видно на экране радара, значит... значит... — По ее щеке поползла слеза. Кэти глубоко вздохнула и быстро закончила:

— А наш корабль потерял управление. Поместимся ли мы на «Верности» вшестером?

— Придется поместиться.

— Я спрашивала не об этом.

— Ну, с едой будет туговато — тем более что у нас практически нет времени, чтобы забрать продовольствие с «Ласточки». Похудеем малость... но, думаю, не умрем.

Кэти замолчала и отвернулась к штурманскому пульту; на ее лицо упал неяркий желтоватый отсвет от приборов. Неловкую тишину, воцарившуюся в рубке, нарушало только прерывистое далекое гудение силовой установки корабля — отныне та могла работать лишь на минимальной мощности.

В наушниках послышался гнусавый голос Мак-Гайра:

— На связи «Верность». Герман, ты в порядке?

Кэти обернулась и взглянула на меня; я молча кивнул.

— Мак, — ответила она, — это Катрин Перт. Герман ранен. Нам срочно нужна Мардж.

— Вас понял. Насколько серьезны ранения?

— Мы не знаем. Судя по всему, у него повреждено что-то внутри; он в шоке и без сознания.

Голос Мак-Гайра вдруг отдалился — видимо, тот разговаривал с кем-то на борту. Примерно через минуту он сообщил:

— Мы идем к вам. Сейчас позову к микрофону Мардж. Что с кораблем?

— Плохо дело — стыковочный узел разбит, и двигатель, по-видимому, тоже.

— А точнее?

— Если включить тягу, корма отвалится.

Мак-Гайр негромко, но злобно выругался.

— Ладно, держитесь. Даю вам Мардж.

Кэти как-то странно посмотрела на меня и сказала:

— Засуетился Мак.

— Конечно: он же теперь главный.