Храмовый раб

И Макс старался. Старался изо всех своих невеликих сил. Четырехлетнее пинание на факультете политологии он теперь вспоминал, как один непрерывный праздник, впрочем, как и все свое прошлое существование. Тут была простая и понятная жизнь с практически полным отсутствием социальных лифтов. Выбиться в высшее общество обычному человеку можно было только немыслимым чудом. Например, спасти царя в бою. Ну а что, это же обычное дело. Вопрос был только в том, как вообще рядом с царем оказаться. Стать кем-то заметным в местной иерархии можно было только по наследству, принадлежа к определенным семьям, которые шли к своему статусу столетиями, опутывая друг друга сетью родственных связей. Макс много раз вспоминал прочитанные книжки про попаданцев, которые, провалившись в незнакомую вселенную, тут же получали бонусом знание языка, а если вселенная была магическая, то и нехилые способности к волшебству. Ну, или сразу же становились великими воинами и полководцами, завоевывая континенты, будучи до этого прыщавыми задротами восьмидесятого уровня. Все это, в текущих реалиях жизни жесткого сословного общества, казалось таким абсурдом, что становилось тошно. Пока что из серой массы рабов-говночистов его выделило только знание четырех правил арифметики, что в общем-то для той среды считалось чем-то из ряда вон выходящим. Именно свои невеликие познания в математике и способность быстро считать в уме и в столбик, наш парень и собирался монетизировать по максимуму. Вцепившись в предоставленную возможность намертво, он грыз гранит науки, как одержимый.

Разнообразия в эту жизнь добавляли храмовые танцовщицы, которые изредка с гастролями курсировали по городу (а того города было два километра наискосок) и забегали скрасить его досуг, получая в награду умопомрачительные эпитеты. Благо кругозор Макса сильно расширился благодаря получаемому образованию. Однажды он выдавил клинописью фразу на маленьком глиняном медальоне с дырочкой и обжег его в печи. На медальоне было написано: «Твои груди достойны богини Манзат». Получив такой подарок, танцовщица кончила еще до начала основной программы, понимая, что ее авторитет среди храмового бабья будет теперь недосягаем. В храме были дамы, отмеченные единожды комплиментом Макса и отмеченные комплиментом два раза. Дважды носители комплимента считали себя высшей кастой, и владелиц единственной фразы, подчеркивающих женскую исключительность, за людей не считали. Выданный письменный сертификат, да еще и существующий в единственном экземпляре, приравнивал его носителя к статусу кавалера ордена Победы в СССР, с соответствующим почетом и лютой завистью. Поэтому Макс сделал еще десяток подобных, понимая, что все равно не отвертеться. И вскоре его сексуальная жизнь стала если не более интенсивной, то более разнообразной, так как храмовые танцовщицы были молодыми, симпатичными, а искусству любви их учили с детства, как особому религиозному таинству. Среди них пошел слух, что медальон дают не всем, а особо отличившимся, и девчонки старались, как могли.

В редкие минуты отдыха Макс думал, как ему вырваться из рабского состояния. Да, он уже привык быть вещью, но душа не принимала и не могла этого принять. Человек из общества, где рабство было пережитком каких-то немыслимо древних времен, не мог смириться со своей участью. Он не понимал, чем он хуже людей, идущих по улице мимо, или тех же учеников на глиняных скамьях. Почему он должен молчать, когда его оскорбляют? Почему должен по щелчку пальцев подносить воду или мять глину для занятий?

Макс пытался досконально выяснить, как устроена жизнь вокруг, чтобы понять те возможности, которые ему доступны. И вот, что он понял: высшая воинская аристократия и жрецы передавали должности по наследству, их круг был замкнут, и попасть в него было невозможно. Связано это было с семейным владением землей и воинской повинностью. Занавес.

Следующим классом ниже были различного рода финансисты, ростовщики, купцы-караванщики, владельцы крупных мастерских, строители, состоятельные крестьяне, лавочники. Это был так называемый слой свободных мужей- авилумов. Попасть туда чужестранцу было невозможно. Занавес.

Ниже шла всякая шелупонь- кирпичники, ткачи, рыбаки, общинные крестьяне-арендаторы, кузнецы, каменотесы, кожевенники и так далее. Этих назвали мушкенами, неполноправными. Еще ниже-рабы. Для мушкена, особенно для его ребенка в неурожайный год, попасть в рабство было просто раз плюнуть. В жизни рабов были свои нюансы. Далеко не все верблюжье дерьмо собирали. Были рабы-купцы, рабы-врачи, рабы-подрядчики. Они платили оброк и могли жить богато, хотя их собственность считалась собственностью хозяина. Такую возможность Макс, будучи реалистом, для себя не исключал и держал про запас. Теоретически, выкуп из рабства или освобождение были возможны, и это сопровождалось ритуальным бритьем головы при свидетелях. То, что полагалось парикмахеру за незаконное бритье башки рабу, и так было понятно. Могли и деревянной пилой пополам перепилить.