Рассуждая об этом, Бунге имел в виду конкретное издание – «Московские ведомости» М. Н. Каткова. Д. А. Толстой объяснял, что он мог заставить замолчать любое издание, но не «Московские ведомости». Эта газета разворачивала целые кампании в прессе с обвинениями в адрес Государственной канцелярии. В бюрократических сферах было устойчивое и вполне оправданное представление, что М. Н. Островский был под сильным влиянием Каткова и зачастую воспроизводил идеи его передовиц в «Московских ведомостях». Вполне показательно, что, когда в декабре 1886 г. Катков приехал в Петербург, его на станции встречал министр народного просвещения И. Д. Делянов. Сразу же после приезда к нему явились М. Н. Островский, Е. М. Феоктистов, И. А. Вышнеградский, А. Д. Пазухин. В ходе бесед с ними Катков заявил, что вскоре свергнет А. А. Абазу, Н. Х. Бунге и Н. К. Гирса.
Катков зорко следил за своими товарищами в правительственных кругах и не прощал им слабости. Примечательно, что после смерти издателя «Московских ведомостей» И. Д. Делянов с легкостью отказался от некоторых «своих» инициатив. Даже посол Германии в Петербурге возмущался тем, что в России пресса (и в первую очередь Катков) с очевидностью влияла на внешнеполитический курс. Зная об этом, посол Г. Л. Швейниц поддерживал контакты с могущественным издателем «Московских ведомостей», информировал его о внешнеполитическом курсе собственного правительства. Сын канцлера Германии, секретарь немецкого посольства в Петербурге Герберт Бисмарк жаловался на то, что сложно иметь дело с российским правительством, учитывая колоссальное влияние Каткова.
Высших сановников империи оно возмущало. Их охватила радость в марте 1887 г., когда Катков решился в своей газете критиковать правительственное сообщение, публично выступив против внешнеполитического курса страны. Это был не только выпад против министра иностранных дел (к чему уже многие привыкли), но и против императора. Александр III возмутился, написав, что сведения, разглашенные в газете, мог сообщить Каткову только изменник. Эти царские слова держались под строгим секретом, публично не разглашались. В Москву их повез начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, чтобы познакомить с ними Каткова. «Так вы думали, что Феоктистов может вымыть голову Каткову, когда он привык чистить ему сапоги», – язвительно заметил Половцов товарищу министра внутренних дел В. К. Плеве. Казалось бы, должно было последовать предостережение «Московским ведомостям». Однако случилось не так. Катков, не теряя времени, отправился в столицу. Он поехал к Победоносцеву, у которого нашел безусловную поддержку. Добился приема у императора. В результате царь буквально словами Победоносцева защищал московского издателя, говоря, «что Катков – искренний человек, что ему 73 года, что его нервы так расстроены, что он не спит ночей».
Этот случай только подчеркнул значение Каткова в окружении императора, и таких эпизодов было много. Издатель «Московских ведомостей» был решительным и часто настаивал на своем. 7 мая 1885 г. в Государственном совете обсуждался вопрос об учреждении дисциплинарного присутствия, которое состояло бы из сенаторов кассационных департаментов. Такое присутствие должно было получить право увольнять судей за проступки, роняющие честь судебного звания. Проект был внесен министром юстиции Д. Н. Набоковым. Это был весьма сдержанный ответ судебного ведомства на требования консерваторов преобразовать судопроизводство в России, отказаться от судебных уставов 1864 г., в том числе вводивших принцип несменяемости судей. Каткову эта мера казалась недостаточной. В Государственном совете он говорил устами Островского, который изначально планировал выступить решительно против набоковской инициативы. По его мнению, император должен был получить право назначать членами этого присутствия любых лиц, не только сенаторов.
Островский и Набоков были приглашены на предварительное совещание к председателю Государственного совета великому князю Михаилу Николаевичу. Обычно сдержанный Набоков был раздражен: «Все это идет из редакции „Московских ведомостей“, бросающих грязью и в судебное ведомство, и в Государственный совет». Островский в свою очередь был настолько возбужден, что напал на великого князя: «Вы оскорбляете государя императора, намереваясь ограничить его право выбора в это присутствие». На заседании общего собрания Государственного совета Островский остудил свой пыл и уже не казался столь решительным. Он предлагал, чтобы дисциплинарное присутствие формировалось из сенаторов всех департаментов (правда, только из сенаторов). Однако и в этом случае он не нашел поддержки в Государственном совете. В его защиту выступил лишь Победоносцев. Почувствовав полное одиночество, Островский пошел на попятную и не стал настаивать на том, чтобы было зафиксировано его (и Победоносцева) особое мнение. Таким образом, точка зрения Набокова прошла в Государственном совете единогласно.