Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

Наверное, все сложилось бы иначе, если бы Рейн до конца жизни оставался учителем. Но его брат Оскар вздумал купить Кырбоя и предложил Рейну быть здесь за хозяина; сам Оскар решил еще на несколько лет остаться в России, чтобы, управляя имением какого-то князя, заработать те тысячи, которые должно было поглотить Кырбоя с его песчаными полями, болотами и трясинами. Конечно, оставаясь учителем, Рейн никогда не смог бы дать дочери такого образования, какое он дал ей, оказавшись хозяином Кырбоя, единственным наследником своего брата.

Но сколько Рейн ни думал, от одной мысли он никак не мог отделаться: в Кырбоя нужны новые люди, он, Рейн, вдовый, одинокий человек, — плохой хозяин, у него поля зарастают сорняками, луга — кустарником. Он, пожалуй, и прежде-то не был подходящим хозяином для Кырбоя, — так думает сейчас Рейн, уносясь мыслями не только в будущее, но и в далекое прошлое.

Слишком широко он замахивался, слишком смелые строил планы, и при этом сплошь и рядом не делал самого необходимого. В мечтах Кырбоя представлялось ему какой-то чудесной, сказочной страной безграничных возможностей, и, мечтая, он забывал о камнях и болотах, которые и по сей день ждут, чтобы кто-то их взорвал и осушил. Рейну всегда было ближе и роднее не реальное Кырбоя, а то, другое, воображаемое, которое он знал по стихам, сложенным поэтами-патриотами. Он даже сам когда-то писал такие стихи и отсылал их в редакции газет, в последний раз — из Кырбоя, из этой сказочной страны безграничных возможностей, где все так прекрасно и дорого сердцу.

И если в конце концов Рейн решил безо всяких оговорок передать усадьбу дочери, если он решил предоставить ей самой выбирать будущего хозяина, то лишь потому, что знал: чужие люди смогут работать только в реальном Кырбоя, а не в столь дорогом сердцу Рейна воображаемом. Воображаемое Кырбоя по-прежнему останется его неотъемлемой собственностью, доставшейся в наследство от брата. В этом Кырбоя стоит красивый, просторный дом, обшитый досками и выкрашенный в темно-зеленый цвет; в доме есть комната для работников, комната для работниц и большая общая столовая. В этом Кырбоя стоят каменные хлевы и вместительные сараи для всевозможных орудий и утвари. Здесь через реку переброшен прекрасный высокий мост, возле моста — мельница с запрудой, на этой мельнице не только размалывают зерно, но и пилят доски, прядут шерсть и вальцуют сукна. В этом Кырбоя режут вручную или машинами торф, который сбывают на родине или даже вывозят за границу. Здесь в лесной чаще дымятся смолокурни и дегтярни — сладкий запах дыма слышишь уже за много верст, если только у тебя не притупилось обоняние.

Короче говоря, в этом Кырбоя кипит работа, о которой в реальном Кырбоя и понятия не имеют; в реальном Кырбоя, правда, выстроили жилой дом, но досками его так и не обшили; в дождь бревна намокают, и в щелях заводится гниль. Здесь вывезли с поля немало камней, свалив часть их у реки, где предполагалось соорудить мельничную запруду, а остальные там, где намечалось поставить скотные дворы, однако ни того, ни другого до сих пор не видно. Вокруг камней пышно разрослись сорняки; а на камнях греются ящерицы, где их порой настигает загорелая детская рука.

Года два назад под трухлявым, расшатанным ветрами соломенным навесом еще гнили сложенные в штабеля бревна, но теперь и бревен уже нет: люди распилили их на дрова и сожгли в плите и в печах. От обширного плодового сада почти ничего не осталось — ягодные кусты одичали, покрылись плесенью, а яблони обглоданы зайцами или поломаны людьми. Неудобряемые и неухоженные, они приносят жалкие плоды, да и те поедают не столько люди, сколько черви. Строения заброшены, все они, кроме жилого дома, стояли здесь еще до того, как Оскар купил Кырбоя, и с годами лишь еще больше покосились и обветшали.

Этого, реального Кырбоя Рейн не любит; да и едва ли найдется человек, который любил бы его, во всяком случае, Рейн такого не знает. Из тех, кого уже нет в живых, его любил, пожалуй, один только Оскар, считавший, что именно здесь он сможет «развернуться»; однако и Оскар не любил Кырбоя больше всего на свете, иначе он не покончил бы с собой, когда от него сбежала жена.

Зато Рейн любит свое воображаемое Кырбоя больше всего на свете. Он уверен, что, будь ему столько лет, сколько было Оскару, и случись так, что от него убежала бы молодая жена, он и не подумал бы лишать себя жизни, а только еще сильнее привязался бы к Кырбоя.

Оскар не мог представить себе Кырбоя без молодой жены, ради которой он, пожалуй, и купил эту усадьбу, а Рейн может, нынче он убежден, что может. Когда умерла жена, Рейну сперва было одиноко и жутко в Кырбоя, особенно в этом реальном Кырбоя, которое покойница любила называть старой развалиной, но потом Рейн отошел от всего, что напоминало ему об этой развалине. Он часто уходил в лес, где не было покосившихся строений и завалившихся изгородей, и там ему начинало казаться, что в Кырбоя вовсе не так уж жутко и пусто, хоть жена и померла.