Хозяин горы (СИ)

Он сожрет ее. Точно сожрет ее, прожевав медленно, чтобы мясо успело пропитаться болью и страхом. Жители речного города говорили Торину, что Смауг не выбирался из-под горы вот уже несколько лет, наверняка тот оголодал и больше всего на свете хочет вновь ощутить вкус живой плоти в страждущей пасти. «Но ведь во мне совсем ничего нет, только жилки да кости», – с облегчением подумала хоббитянка, вспоминая причитания недавно почившей бабушки.

– Тепло женского тела, – улыбнулся Смауг.

Казалось, что после услышанного, тепла в ней стало в два раза больше. Бонни почувствовала, как жар стыда окутывает ее лицо, ползет вниз по шее. Он шутит, верно? Дразнит ее перед неминуемой смертью, издевается, играет, как кот с полумертвой мышью. Хоббитянка сделала шаг в сторону, слишком резко, слишком дерзко для положения, в котором ее оставил Смауг. Одно ее движение не могла сравниться со скоростью его ног: дракон тут же оказался рядом, по-хозяйски положил руку на ее скрытую под одеждой талию, сжал ладонь. Острые когти прошлись по ткани, заставляя девушку выпрямить спину.

– Что? – спросила она, надеясь, что шутка кончится.

– Думаешь, я не чувствую их? – осведомился мужчина. – Гномы… Этот запах я не спутаю ни с чем. Где они? Где Торин? Трусливо спрятался за твоей юбкой?

– Я… Я тут одна, – лгала та, надеясь, что язык не подведет.

Чтобы смотреть в лицо незваной гостье, дракону приходилось наклоняться так низко, что начинала болеть спина, но выражение ее того стоило. Хоббитянка побледнела, пыталась отойти, но не могла. Мешали крепкие драконьи руки. Ее маленькое хрупкое тело пахло страхом. Сильным страхом, медленно перерастающим в ужас, сковывающий мышцы и легкие, жгущий огнем. Такого Смауг не любил, но выбора у него не было.

– Если ты отдавалась гномам… – продолжал он. – Почему я не могу взять свой кусок?

Девушка не успела ответить, оправдаться, возразить, дракон уже сжал ладонь на ее хрупкой белой шее. За длинными золотыми кудрями не было видно, сколь она тонка и изящна, и сейчас Смауг мог насладиться приятным сюрпризом. Клыки больше не украшали его челюсть, но укусы, в которые перерастали поцелуи существа, все равно приносили боль. Они оборачивались ожогами, мелкими островками боли на ее коже. Как только холодные губы ящера коснулись шеи хоббитянки, та попыталась извернуться, снова сунуть руку в карман и удрать.

– Нет, нет, – раздраженно произнес он, сцепляя ее запястья вместе. – Придется вытерпеть, это не сложно. Я все равно лучше и осторожнее любого гнома, я слишком голоден, хоббит, и прощу тебе эту связь.

Он не закрывал ей рот, Смаугу хотелось слышать крики боли, перерастающей в запретное наслаждение, ему хотелось видеть, как та унизится перед ним. Когда-то давно ему уже приходилось применять силу, чтобы получить каплю плотской любви, но случалось это не часто, и сейчас, повторяя пройденное, дракон испытывал смешанные чувства. Похоть, жажду и удовольствие.

Хоббитянка лепетала что-то себе под нос, просила его, умоляла, но Смауг уже не слышал. Взгляд его бесконечно желтых глаз скользил по ее фигуре вверх и вниз, изучая изгибы девушки. Приземистая фигурка гостьи, ее короткие ноги, ее раскрасневшееся в страхе и стыде лицо. Бонни нельзя было назвать красивой, но именовать ее «хорошенькой» – значит преуменьшить увиденное.

– Ты не похожа на эльфиек, гномок или человеческих женщин, – произносил дракон, поднимая ее за сцепленные вместе руки. – И, конечно же, на дракониц.

– Мне больно, – произнесла девушка, набрав в опустевшие легкие воздуха. – Не надо, Смауг, пожалуйста.

– Нет, это еще не боль. Попробуй думать о чем-то приятном, хоббит… Обо мне, например, – издеваясь, отвечал дракон.

Она не успела воспользоваться кольцом, пиджак пленницы полетел в сторону, упал к высокой куче золотых монет. Бонни почувствовала, как по щекам ее текут неудержимые слезы, как дракон медленно целует ее шею, стараясь быть ласковым хоть сейчас. Его звериная натура прорывалась: на нежной коже оставались следы укусов, следы когтей. Хоббитянка чувствовала, как с каждой секундой руки его сжимаются все сильнее, как горячее тело прижимается ближе к ней, ища ответа. И находило страх, отголоски сопротивления, трепыхание, словно бабочки на ветру.

Происходящие походило на сон, на стыдный сон, один из тех, что иногда снились ей в дороге. Дракон раздевал хоббитянку быстро, не жалея пуговиц ее одежды, подкармливая девичий страх. Увидев перед собой оголенное тело, Смауг вновь замер, чувствуя, как мышцы наливаются желанием. Мальчишеская с виду фигура оказалась совсем иной, если снять с нее это тряпье. Пышные бедра хоббитянки притягивали взгляд, ее плоский живот, контрастно узкая талия, все казалось Смаугу соблазнительным.

– Нет, нет, – прошептала она, чувствуя, что ладонь дракона скользит по ее бедру вверх. – Не надо.

– Тихо, тихо, – произнес Смауг, чувствуя нервную дрожь в ее хрупком теле.

– Я не хочу, – в бессилье шептала девушка.

– Нет ничего стыдного в том, что мы сделаем сейчас.