Двух выходов в лес мне хватило, чтобы понять: охота – это не моё. Там ведь не столько в стрельбе дело: надо интересоваться лесом, зверями. Где они живут, где ходят, какие повадки у них. Ну и целый день надо ходить по мокрому лесу, по болотам. Не пойму, что в этом находят фанаты охоты. Конечно, не бить дичь, которой тут в изобилии, это бесхозяйственно. Ну так у меня три охотника имеются. По здешним правилам они отдают мне треть добычи. И это ещё немного – ведь лес мой, и вся дичь моя. Так что летом утятины у меня сколько угодно, зимой немало зайчатины, да и посты зимние здесь все соблюдают.
Отдаю ружьё Фёдору, владельцу раритетного древнего ружья. Теперь он должен будет отдавать мне половину добычи. Вот он как раз готов ходить по лесу целыми днями. Не знаю, может, воображает себя барином. По его словам, на уток с этим ружьём не надо даже охотиться. Просто приходишь, и берёшь сколько надо. В среднем две утки на один патрон. С зайцами всё не так просто, тут дальнобойность не всегда помогает, но всё равно намного легче. Ну а более крупный зверь – тут есть сложности даже и с хорошим ружьём.
Я даю ему срочное задание, и вечером в пятницу он приносит трёх зайцев и одного глухаря. Последний красив, цветные перья, красные брови, но не очень велик. Килограмма на полтора всего. А вот зайчики выглядят не очень, линяют как раз.
В субботу собираемся затемно, и ещё в сумерках отправляемся в путь. На этот раз я еду на телеге в сопровождении двух мужиков. А потому, что кроме трёх зайцев и глухаря мы ещё везём большую корзину клюквы для Лилии Михайловны. Она упоминала, что хотела собрать дары леса для семьи, да вот, видимо стара стала. А мужики всё равно должны барщину отрабатывать, вот им и зачтётся. На телеге только я еду, мужики пешком, чтобы лошадку не грузить. Ведут её под узцы по очереди.
В 11 я уже стучусь в дверь пожилой женщины. Она явно рада возможности поговорить, а клюква, да ещё и в таком количестве, приводит её в восторг. Увы, мне ещё сегодня до Ярославля добираться, так что засиживаться некогда. На радостях добрая женщина показывает мне, где она оставляет ключ. Теперь я смогу заряжать смартфон даже после её отъезда. А за ней зять должен заехать прямо сегодня. Меня подвезти, правда, не предлагает. Ну, кто знает, какие у неё с зятем отношения.
А мы с мужиками поворачиваем на северо-запад, не к Ярославлю, а к дороге на Вологду. Туда ведёт такая же «дорога», как и к Ярославлю. То есть, не надо валить толстые деревья и нет непролазного болота. А вот молодые деревца мужики валят постоянно, благо, топоры у них всегда с собой. Два раза вытаскивали телегу из грязи (я скромно стоял в стороне).
Около четырёх, наконец, добираемся до дороги. Грунтовой, разумеется, но в неплохом состоянии. Кто-то за ней явно следит, засыпает ямы. Мужикам я велю устраиваться на ночь и ждать меня завтра, примерно в обед или позже, а сам, с зайцами и глухарём, отправляюсь пешком. Далеко, разумеется, не ухожу, а переношусь на 200 лет вперёд. Слава Богу, здесь дорога проходит лишь метров на 70 севернее, так что вскоре я уже голосую. До Ярославля километров 15, и за 300 рублей дедуля на старом жигулёнке подвозит меня прямо к храму. До вечери ещё 20 минут. Отец Михаил радостно смотрит на зайчиков, но морщится от запаха моих сапог.
– Так ты мне всех прихожан распугаешь. Пойдём, посмотрим, нет ли чего на твою ногу. В крайнем случае наденешь тапки.
Среди сданных прихожанами старых вещей находится пара белых женских кроссовок. Уже некогда искать носки, и я надеваю их на голые ступни (и грязноватые, в бане был четыре дня назад, и после этого ещё на охоту ходил).
Я исповедуюсь за последние пять дней, и после службы мы идём к отцу Михаилу. Вскоре приходит и охотник, Василий Фёдорович. Это грузный мужчина под 60, не удивительно, что успехов на охоте у него немного. Он принёс полсотни патронов и старую куртку типа штормовки из брезента. Получает он за это только глухаря и самого мелкого зайчика. Двух других отец Михаил оставляет себе. Надо кормить детей, а доходы у него небольшие.
Я снова ночую в сторожке при храме, а утром причащаюсь. Литургия только одна, и после неё матушка кормит нас зайчатиной и чаем с сушками. И мы с Михаилом идём к старушке прихожанке, одна из комнат её квартиры-трёшки отдана под склад старья. Тут я замечаю, что моё сознание раздваивается. 90% тряпья можно смело выбрасывать, остальное – тоже не каждый наденет. Но помещик Арсений видит изобилие дорогих фабричных тканей, хорошую фурнитуру, качественные нитки, ровный и крепкий пошив. Есть и немного обуви, три пары даже неплохие. Пока мы роемся в горе тряпья, священник заводит разговор:
– Арсений, а ведь твой браслет – это золотое дно. Надо наладить торговлю, ведь тебе там многое может пригодиться из современных вещей. Ты будешь действовать там, а тут твоим представителем буду я. Буду брать комиссию 10%. Тебе здесь неудобно без документов, а мне надо кормить семью…