— А разве регенерация оборотней... — я не успела договорить свой вопрос, как тетя Люда покачала головой.
— Мы не бессмертные, Луна, — тихо произнесла она. — С такими ранами у неё не было шансов даже с нашей кровью.
Мы надолго замолчали.
— А её муж?
— Старый Альфа ушёл в тот же день, — кивнула тетя Люда. — Их вместе похоронили.
Теперь уже плакала не только одна она — я просто хлюпала носом, понимая, что это ещё одна печальная, грустная история, которая не закончилась хорошо.
Есть ли вообще на этой земле счастливые люди? Или мы, несчастные, передаем это несчастье по кругу?
Есть честно, то разговор про родителей Германа выбил меня из колеи.
Тетя Люда что-то показывала мне в ванной — не той, где я недавно принимала душ, а в моей собственной ванной, соединённой со спальней Луны; демонстрировала гардероб, который подготовили специально для меня, и говорила, говорила, говорила...
Я же делала вид, что слушаю, даже кивала — а на деле думала про своё.
Мне было одинаково обидно от того, что Герман не пожелал рассказать мне сам про своих родных, и одновременно с этим также грустно от того, что он потерял своих родителей так нелепо.
В этот момент я почему-то не думала о своей собственной судьбе.
Наверное, другая на моем месте — с более трезвым взглядом на эту жизнь — обязательно бы поинтересовалась, а как собственно ей выжить среди оборотней, если вот даже мама Германа, чистокровная оборотница, попала в такую ловушку.
«А я ведь даже не полукровка, а человек».
Но эти мысли (про то, что я человек, а не оборотень) хоть и приходили в мою голову, но приходили иначе... То есть не думала про себя, я думала о своих будущих детях.
Ведь если я останусь здесь, останусь с Германом; если уступлю ему и соглашусь выйти за него замуж, то наши дети совершенно точно родятся полукровками.
Это значит, всё их детство, до самого первого оборота я буду жить как под Дамокловым мечом, ожидая самого страшного и надеясь, что пронесёт.
А если нет?
Если во время своего первого оборота они не справятся со своим зверем и окажутся опасными для окружающих?
Я вспомнила того монстра, что напал на меня. Это был чужой, незнакомый мне одичалый оборотень... но что я буду чувствовать, если в подобных зверей превратятся мои собственные дети?
«Значит, это всё, конец сказки?»
Наплевав на то, что уже полностью расцвело, я закрыла гардероб, который для меня оставила открытым тетя Люда, бросила быстрый взгляд на поднос с едой, который для меня принесли служанки — и забралась в кровать, под одеяло, пытаясь согреться.
Ни есть, ни исследовать дом вместе с заботливой тетей Людой мне уже не хотелось.
Полукровки сходят с ума во время своего первого оборота.
Маму Германа убили собственные оборотни.
А Герман всё это держал в себе... как он тогда сказал, когда я спросила его о родителях — это грустная история?
Грустная и страшная.
Я закрыла глаза и накрылась одеялом с головой.
Глава 4
Глава 4
Не знаю, как оборотни, но люди всё-таки уникальные существа: я можно сказать только-только проснулась после почти суточного сна, но один грустный рассказ про родителей Германа — и я снова забралась в кровать, пытаясь спрятаться от надвигающегося на меня нового дня.
Я боялась того, что в этом новом дне мне придется обсуждать вопрос о детях с Германом.
Я боялась того, что не смогу настоять на своём — и что расплачиваться за мои ошибки будут мои дети.
Я боялась того, что это разрушит меня... и в конце концов, убьет.
Наверное, мой организм точно знал, что бодрствование мне сейчас ничем не поможет, и поэтому помог милостиво мне задремать.
Это не был полноценный, глубокий сон, но провалившись в дрему, я на какое-то время полностью забылась — и, честно говоря, забылась так «качественно», что проморгала момент, когда дверь в мою комнату тихо отворилась.
По крайней мере, я уверена, что никакого громкого шума не было, как и других посторонних шумов — я абсолютно не почувствовала появление Германа.
Он же, присев на мою кровать, осторожно приподнял одеяло, давая моим глазам возможность привыкнуть к слепящему солнечному свету.
— Ты плакала? — спросил Герман, нахмурившись.
Я, так не придя окончательно в себя, пожала плечами.
— Наташ? — Герман, ожидая от меня ответа, протянул к моему лицу ладонь, чтобы вытереть ещё не успевшие высохнуть слезинки с моих щек. — Что случилось?
В его голосе звучало столько тревоги и заботы, что я не могла просто молчать в ответ на его вопросы.
— Тетя Люда рассказала про твоих родителей, — выдохнула я. — ... про твою маму.
Герман молча кивнул.
— Это грустная история, — протянула я, пытаясь развести Германа на воспоминания о его родителях.
— Грустная, — согласился Герман, перебивая мои волосы.
А я тем временем рассматривала его — мужчину с которым я испытала... хм, многое. Герман пришёл в мою комнату в одних джинсах — без футболки и без обуви. И кажется, ему, в отличие от меня, холодно совсем не было.