Хотите быть герцогиней?

– Может быть, ваша светлость будет так добра и прибережет припарку, чтобы я мог забрать ее позже? – Хан поклонился Эмме, затем повернулся к хозяину: – Я буду ждать в библиотеке.

Дворецкий вышел из кухни, а Эмма принялась греметь посудой на плите, выражая молчаливое неодобрение.

– Это синяк, – сказал Эш. – Частое следствие мужских занятий. Говорю же вам, ему это нравится.

– Он плакал, – отозвалась Эмма.

Он развел руками.

– Это были слезы радости.

Эмма вздохнула.

– Да, я требователен. Да, я беспощаден. Да, я не думаю о других. Упрекнете меня еще в чем-нибудь, пока я здесь?

Она взяла со стола газету и показала ему. Первую страницу украшал заголовок: «Чудовище из Мейфэра наносит новый удар».

Эш взял газету из рук Эммы.

– Этого я еще не видел. Просто блестяще. Я на первых полосах!

– Тут еще целая кипа.

Эш пролистал стопку газет, собранных Эммой. «Чудовище из Мейфэра нападает на местного паренька». «Чудовище из Мейфэра пугает трех человек на улице Сент-Джеймс». «Чудовище из Мейфэра ворует ягнят у мясника и подозревается в отправлении темных ритуалов».

– Ха! «Местному пареньку» было лет шестнадцать, не меньше, и он очень заслуживал трепки. На улице Сент-Джеймс было четверо. Пьяные щеголи заигрывали с проституткой по пути из клуба Будлза. Они вели себя грубо, и мне это не понравилось. А вот последнее… Я этого не делал! Надо же, ягнята! – Он фыркнул. – Знаете, что сие означает?

– Я вышла замуж за пламенного борца с уличной преступностью.

– Нет. То есть может быть. А еще – это значит, что люди сами сочиняют истории про чудовище из Мейфэра, чтобы разделить его зловещую славу. Таким образом, я стал легендой.

Эмма покачала головой. Она отжала травы через тонкую ткань, перекрутив ее жгутом.

– Это… – Эшбери быстро перебирал газеты. – Просто грандиозно.

– Нет. Ничего подобного.

– А вы взгляните! В одной из газет есть иллюстрация. – Повернув к Эмме свой изуродованный профиль, Эш показал ей гравюру. Подпись под портретом гласила: «Чудовище собственной персоной». – Что вы на это скажете? Мне кажется, они сделали мой нос чуть длиннее, но в остальном на удивление точное сходство.

Эмма с размаху поставила пустой котелок на стол.

– Дело не в том, точно ли портрет воспроизводит ваши черты, он точно характеризует проблему. Вы позволяете людям видеть себя лишь с одной стороны. Если бы вы только дали им шанс увидеть сквозь шрамы…

– Люди не могут видеть сквозь шрамы. На улице, на рынке… где угодно. Они впитывают внимание общества, а я вроде канавы, по которой оно циркулирует.

– Это необязательно так.

Эш стиснул зубы.

– Давайте договоримся. Я не стану делать вид, будто знаю, каково это – чувствовать, как чужие мужчины пялятся на ваши голые сиськи, а вы не станете утверждать, будто понимаете, каково мне, когда таращатся мне в лицо.

Эмма вмиг опечалилась.

– Простите, мне не следовало брать на себя смелость…

– Да. Не следовало.

– Но неужели вы так и не попытаетесь? – Обойдя стол, она встала перед мужем. – Один визит – вот все, о чем я прошу. Один день в компании обычных людей. То есть, полагаю, они не совсем обычные люди, зато, по крайней мере, не разбойники.

Герцог нахмурился:

– Что вы затеяли?

– Сходим на чай к моим подругам. В следующий четверг. Вот чего бы мне хотелось.

Он хотел возразить.

Эмма приложила палец к его губам, заставив замолчать. От ее пальца пахло травами и медом. Дурманящий аромат! Разве мог он долго сердиться, если от нее так волшебно пахло?

– В дом к леди Пенелопе Кэмпион. Рядом, только площадь перейти. Не такое уж тяжкое испытание. – Она лукаво повела бровью. – Если, конечно, вас не страшит компания трех старых дев.

Эш не помнил, когда в последний раз переходил площадь, чтобы попасть в резиденцию Кэмпион. Тогда он был еще мальчиком лет десяти, не больше. Леди Пенелопа была совсем крошка, чтобы они могли играть вместе, не говоря уж о том, что она – о ужас! – была девочкой. Но однажды летом его таки заставили. Единственное, что извиняло Пенелопу в его глазах, так это ее вечная привычка прятать у себя в шкафу или под кроватью одного-двух грязных животных.

Он смутно припоминал что-то про поросят. И кажется, там был еще тритон?

Эмма позвонила в дверь.

– Я делаю это в первый раз, – буркнул он, уставясь на дверь. – И в последний.

– Понимаю, – ответила Эмма.

– И только потому, что мои родители высоко чтили это семейство.

– Разумеется.

– Им бы хотелось, чтобы я приглядывал за леди Пенелопой теперь, когда она живет одна.

Эмма крепко сжала руку мужа.

– Не волнуйтесь. Они вас полюбят.

Дверь распахнулась. У Эшбери засосало под ложечкой.

– Леди Пенелопа. Мое почтение.

Эш потянулся к руке леди Пенелопы, намереваясь запечатлеть на ней поцелуй, но та лишь рассмеялась, положила руку без перчатки ему на плечо и заставила нагнуться, чтобы обнять, – как будто подобное было здесь в порядке вещей.

– Входите, входите же. – Взяв герцога под руку, Пенелопа провела гостей в дом. – Вы должны называть меня Пенни. Мы же старые друзья. Я видела вас в ночной сорочке. Надеюсь, вы не ждете, что я стану говорить вам «ваша светлость».

– «Эшбери» будет достаточно.