Хотите быть герцогиней?

Было ли это в его устах похвалой или порицанием, она не разобрала, а спросить не было времени. Эш отпустил ее запястья и занялся ногами, поднимая до талии юбки. Когда его пальцы стали ласкать ее между ног, она услышала его довольный возглас:

– Уже влажная.

Он надавил сильнее, и Эмме пришлось постараться, чтобы лежать смирно. Как же это было нелегко! Но если он сейчас остановится, она умрет от крушения надежд. Он пронзил ее пальцами. Господи! Может быть, она умрет не от огорчения, а от блаженства?

Вместо того чтобы навалиться на нее своим весом, он приподнялся на локте и склонил голову. Она снова почувствовала прикосновение языка, но не на груди.

Там.

И Эмма не сумела сдержаться. Ее тело содрогалось от удовольствия, изгибаясь и извиваясь под его губами. Неторопливые, уверенные прикосновения его языка снова и снова посылали ее в страну неведомого доселе удовольствия. Все это время он не сбавлял темпа умелых движений пальцев, прикасаясь к потайным местам ее тела, отчего ей пришлось судорожно вцепиться руками в простыни.

Эмма не знала, сколько еще сможет выдержать. Но, вздумай она молить о пощаде, как ей его назвать в этом горячечном бреду? «Герцог»? «Эшбери»? Нет. Это неправильно. Интимные моменты требовали особых слов, но она опасалась его гнева, назови она его дорогим, милым или драгоценным ангелом.

Нет, она не будет умолять о пощаде. Эмма сдалась под натиском наслаждения, позволив ему увлечь себя к тому пределу, за которым начинается безумие, и прошептала:

– Не останавливайтесь.

«Не останавливайтесь».

Она что, боится, что он остановится?

Но Эш не остановился бы ни за какие сокровища. Даже если бы на него напала кровожадная кошка. Даже если бы весь королевский зверинец ввалился в спальню через каминную трубу, он не поднял бы головы, поглощенный важной задачей.

Эмма была на грани. Он это чувствовал. Ловил вкус языком. Его жена жаждала достичь вершины. Но еще сильнее он жаждал привести ее на эту вершину.

Ему всегда доставляло особое удовольствие доводить женщин до пика наслаждения. С большинством женщин, которых он знавал, даже при отсутствии глубокого чувства, для достижения цели нужно было нечто большее, нежели виртуозное владение языком и пальцами: симпатия, доверие, близость… Нужно было чувствовать, как женщина восходит на вершину блаженства под его руками, губами, телом. Тогда он ощущал себя владыкой целого мира, но еще лучше, когда ему давалось ощущение сопричастности. Тогда он чувствовал себя Человеком.

А теперь он стал чудовищем. Послушайте, эта газетенка, «Праттлер», так и заявила.

Эш полагал – даже боялся, если уж начистоту, – что такой доверительной женской близости ему отныне не добиться. Разве это возможно? Какая женщина захочет видеть над собой лицо в отвратительных шрамах?

Но, очевидно, Эмма и была такой женщиной. Кто она – умалишенная или просто дурочка, Эш разберется позже. Наверное, и то и другое. В конце концов, он ведь уговорил ее выйти за него.

Приподняв ее бедра, он застонал от ее невыносимой сладости. Она первой должна достичь блаженства. Возбужденный до предела, он сгорал от нетерпения. Сейчас. Ради бога, пусть это случится прямо сейчас.

Эмма вскрикнула, ее тело напряглось, охваченное экстазом. Жаркая влага сомкнулась вокруг его пальцев. Он наслаждался каждым содроганием, каждым тихим вскриком. Когда ее тело обмякло, он убрал руку и вытер о себя шелковистый сок. Она раздвинула бедра, и он встал на колени, заставив ее обвить ногами его бедра, напрягся и ринулся вперед.

Он был внутри ее. Господи, так восхитительно глубоко, но ему хотелось большего. Он застонал. Потом начал действовать, вгоняя себя все глубже в это узкое жаркое средоточие. Оставалось надеяться, что все болезненные ощущения остались для Эммы во вчерашнем опыте, потому что сейчас ему было не до обходительности.

Эш продвигался к цели, исполненный решимости пронзить жену насквозь, почувствовать, как ее тело обволакивает его целиком. Она выгнула спину, приподнимая бедра, чтобы облегчить контакт.

– Правильно, – шепнул он, хватая ртом воздух. – Именно так.

Обхватил ладонями ее ягодицы, приподнял. Ее тело отозвалось, прижимаясь к нему.

Это было прекрасно.

Стоя на коленях и обхватив руками ее бедра, Эш ускорил ритм. В смутном мерцании тлеющих углей в камине он различал тугие округлости ее грудей, которые ритмично вздымались в такт его ударам. Боже, ему нестерпимо хотелось увидеть эти груди при свете дня. Он бы узнал цвет сосков, коснулся их пальцами, потом очертил языком. Насладился бы их нежной мягкостью у своей щеки.

Эш должен был признать, что воображаемой картины было достаточно, чтобы распалиться еще сильнее. Да, это действовало, да еще как. Ему вспомнились времена юности, когда ему хватало собственной руки и воображения. Но эта женщина не была фантазией. Она была из плоти и крови. У нее были формы, она источала тепло и аромат. И у нее было имя.

– Эмма!

Когда он произнес ее имя, ее великолепная плоть сомкнулась вокруг него, и тогда он позвал ее снова и снова:

– Эмма!

Наслаждение было острым, вонзаясь в него подобно ножу. Он стиснул зубы.

– Эмма.