Хотеть не вредно!

— Обойдешься, — отрезал Борис. — Мы еще тебя проводим, чтобы ты по дороге где не прихватил. Иначе никуда не уедешь. Извиняй, брат.

Из солидарности мы тоже не стали пить. Зилов унес шампанское в холодильник, который стоял в небольшом предбанничке, и поставил чайник на газ.

— Пьем чай и едем на вокзал! А ты неси сюда свои вещи, — скомандовал он Галочкину.

Тот послушно направился к двери, но Зилов его остановил:

— Погоди, вместе пойдем, — он обернулся ко мне. — Подождешь, мы мигом?

Я кивнула, однако, Зилова что-то беспокоило: он еще раз, когда Галочкин уже вышел, повторил:

— Только обязательно дождись, слышишь?

Я вовсе не собиралась никуда уходить. Если бы это было возможно, то осталась бы в милом приюте с казарменным порядком навсегда. Впрочем, пока они отсутствовали, я только успела полистать пару книг, которые стояли на полке, да заварить чай.

Друзья вернулись с чемоданом и сумкой, набитой продуктами, которые Борис купил отъезжающему, не рискуя давать ему денег. Попив чай и посидев на дорожку, мы отправились на вокзал. Конечно, на машине.

— Ты сразу напиши, когда приедешь, — напутствовал Борис. — Или лучше — телеграмму дай, слышишь?

Галочкин кивнул. Он очень волновался, будто его везли венчаться, и крепко прижимал к себе пакет с продуктами. До прибытия поезда оставалось только десять минут, когда мы появились на платформе. Тут к Борису подошла вульгарно накрашенная женщина, поздоровалась. Они немного поговорили, отойдя чуть в сторону. Зилов улыбался обольстительно, как мне казалось, и слишком игриво отвечал на вопросы. Его дама тоже чересчур вольно обращалась с ним. Впрочем, здесь это обычная манера общения мужчины и женщины.

— Кто это был? — спросила я, когда собеседница Бориса отошла к группе провожающих.

— Подруга жены, — ответил он.

— А ты со всеми подругами жены так кокетничаешь? — сердито спросила я.

Зилов насмешливо взглянул на меня и ничего не ответил.

— Что ей было нужно от тебя? — не унималась я.

— Поздороваться. Еще спросила, не надо ли что передать Ларисе. Никто ведь не знает, что мы развелись.

— А вы действительно разведены?

Зилов снова посмотрел на меня с насмешкой и ничего не ответил. В это время Галочкина обступили какие-то мужики бомжеватого вида и чуть не увели за собой на скамейку, где была разложена газетка с бутылкой и стаканами.

— Эй, куда! — схватил его Зилов за шкирку и вовремя.

Вдали показался поезд. Немногие пассажиры заволновались и придвинулись ближе к платформе. Только посадив Галочкина в поезд и попросив проводницу приглядывать за ним (кажется, Зилов использовал все свое обаяние, чтобы растопить грубое сердце), мы, наконец, успокоились. Глядя на уплывающие вагоны, Боря задумчиво произнес:

— Может, и впрямь начнет новую жизнь? Мужик-то хороший, совсем чуть было не пропал… — и он глубоко вздохнул.

Любые проводы вызывают грусть, а эти мне напомнили, что завтра уезжаю я. Наверное, Зилов тоже подумал об этом. Он как-то странно посмотрел на меня и крепко прижал к себе. Я стала озираться: не видит ли кто. Бесполезно. Здесь если даже на улице пусто будет, как после ядерного взрыва, все равно весь поселок узнает в подробностях и нюансах о любом событии.

— Поедем пить шампанское, — шепнул он мне в ухо и пошел к машине.

Возле фиолетовой "Нивы" стоял знакомый чеченец, кавалер Ирки-Армянки, и задумчиво разглядывал машину. Увидев нас, он вежливо улыбнулся и поздоровался со мной.

— Ваша? — кивнул он.

— Наша, — коротко ответила я, а Зилов не удостоил чеченца ни взглядом, ни ответом. Он отворил мне дверцу и, дождавшись, когда я займу сиденье, сел за руль. Я кивнула чеченцу, и мы сорвались с места так резко, что я лязгнула челюстью.

— Ты с ума сошел! — вырвалось у меня.

— Прости, — бросил Борис, но тон его был вовсе не извинительный.

Он молчал всю дорогу до дома, и я ничего не могла понять, как ни вглядывалась в его непроницаемое лицо. К концу пути до меня дошло, что его молчаливое раздражение как-то связано с этой дурацкой встречей у машины. Зилов тут же подтвердил мои догадки. Остановив машину у дома и положив руки на руль, спросил:

— Кто это был?

— Кто?

— Этот черный.

— Да так, знакомый.

— И когда успела?

Я расхохоталась:

— Может, ты и ему морду набьешь, как тогда Ашоту?

— Может, и набью. А что, есть повод?

— Дурак! — хлопнула я дверцей машины.

В глазах у Зилова плясали лукавые чертики, когда он перехватил меня у ступенек его вагона.

— А за это следует суровое наказание!

— Только не здесь! — завопила я, вырываясь и взбегая по ступенькам.

"Наказание" не замедлило настичь меня, только за нами закрылась дверь. А уже когда я выдохлась от смеха и не имела сил сопротивляться его железным объятьям, Борис шепнул:

— Останься, не уезжай.

И я вдруг поняла, что расставание с ним надолго, навсегда, будет для меня нестерпимой мукой. Слегка отстранившись и любовно глядя в его ставшие вдруг печальными глаза, отвечаю:

— Я не могу.

— Почему?