Хотеть не вредно!

Девчонки тут же ввели меня в курс дела по поводу Галочкина. Он пытался завести торговую точку, его разорили конкуренты-чеченцы. Начал спиваться, жена выгнала из дома. Вот теперь подрабатывает массажом и скитается по чужим домам. А руки у него волшебные, есть дар.

— Обязательно воспользуйся возможностью, — посоветовала Ирка.

Я заикнулась, что неплохо было бы для вящего моего спокойствия купить заранее билет.

— Сейчас поедем на вокзал и купим, — мгновенно отреагировала Ирка-Армянка.

У меня брови поползли вверх:

— Но ведь ты выпила, — робко напомнила я.

Ирка беспечно махнула рукой. Она крикнула детям, чтобы собирались, сама быстренько переоделась и уже разогревала рафик во дворе. Ленка подмигнула:

— Видишь, как все хорошо устраивается. Сейчас билет купим.

Мы залезли в микроавтобус, разместились вольготно в его салоне и понеслись. Я вцепилась в какую-то железку и всю дорогу не выпускала ее из рук. Трясло, как на фронтовой дороге. Мы пересекли рельсы по каким-то символическим мосткам, потом пронеслись мимо городка из строительных вагончиков.

Когда сбавили скорость и проезжали последний вагон, чуть в стороне, ближе к сопкам, я невольно вздрогнула. Мне грешным делом показалось, что я вижу Бориса. Мелькнуло знакомое лицо и исчезло. Конечно, показалось. Я не очень хорошо вижу: близорукость, на которую накладывается возрастная дальнозоркость, постоянно преподносит сюрпризы. Иногда такое увидишь! Я ничего не сказала Ленке.

Поднимая тучи пыли, мы притормозили у тыльной стороны вокзала. Я прошла к кассе, отстояла очередь и узнала, что билеты на Москву можно купить только за два дня: проходящие поезда. Понеслись обратно. Я шею вывернула, пытаясь увидеть вагончик, но ничего не успела разглядеть. Ирка высадила нас, где мы попросили, и взяла с нас обещание, что на днях поедем с ней вместе на природу.

Я отправилась навестить маму, а Ленка побежала готовить обед. Ну, надо же! В поселке расстояния — полчаса ходьбы от края до края, а народ на машинах ездит. На вокзал мы могли дойти за пять минут, ну, за десять от силы. Прежде чем идти к маме, я зашла к Вовке за племянниками. Обещала ведь, что приду. Сводила их поесть мороженое и выпить лимонаду прямо в магазине: больше некуда было вести.

У мамы было так спокойно и хорошо, даже есть не надо было: мы просто попили чай. Опять смотрели фотографии, вспоминали. Она все переживала, что я одна. Я пожаловалась:

— Знаешь, мне кажется, что уже все позади. Больше ничего не будет в моей женской судьбе.

Мама засмеялась:

— Что ты! Сорок лет — это только начало! По собственному опыту тебе говорю. Господи, да это самый расцвет красоты, сознания своей силы! Вспомнишь потом мои слова.

Мне так хотелось ей верить! Мы долго перебирали фотографии, я слушала разные истории, рассказывала ей о своей нынешней жизни. Прибежала соседка:

— Аня, тебя к телефону.

У мамы нет телефона, а муж соседки был машинистом: им положено. Ленка орала в трубку:

— Ты что, забыла, что нас Нинка Журавлева к себе звала? Мы сейчас заедем за тобой.

Через две минуты у подъезда стояла синяя новенькая девятка. Я люблю ездить на машинах, но по хорошим дорогам и подольше. А тут только села, не успела расслабиться — уже на месте. День клонился к закату, яркое солнце, сияющее неустанно, скрылось, немного подморозило. Небо ясное, светлое, но уже звездочки показались. Мы ехали на другой конец поселка, где к нему примыкает деревня, расположенная за рекой. Там свои дома, огороды. Мост новый отстроили. Летом обычно река так мелела, что машины проезжали прямо по воде, а зимой, ясно, по льду. Поэтому долгие годы мост не ремонтировался. Теперь же я увидела новенький, железобетонный, а не деревянный, как раньше, мостище.

Мы его не пересекали, остановились прямо у реки. Дом Нинки на берегу. Все-таки никакая квартира не сравнится с самым захудалым домом. Пусть печи, пусть воду надо таскать, но здесь даже дышится по-другому. У Нинки было уютно. Она, оказывается, уже успела приготовить стол для нас. Мы расселись, стали пить, закусывать основательно, все больше домашними вкусностями, придаваться воспоминаниям. У Нинки тоже двое детей. Я заметила, что во всех семьях здесь по двое детей, не больше и не меньше почему-то. А еще, как выяснилось, у Нинки есть муж. Мне показалось странным, что подруга не представила нам его, не пригласила с нами за стол. Он сидел в соседней комнате и смотрел телевизор, источая при этом ощутимый сарказм и неудовольствие. Я вопросительно посмотрела на подругу.

— Не обращайте внимания, — спокойно ответила Нинка, будто речь шла о домашнем животном. — Он всегда так. Не работает, все надоело, устал от безделья.

— Бедненький, — посочувствовали мы с Ленкой.

И в этой семье главной кормилицей была женщина.

С Нинкиного телефона мне удалось позвонить домой, и я окончательно успокоилась и предалась разврату, то есть отдыху. От души наговорившись, пересмотрев все фотографии, мы засобирались. Нинка повезла нас обратно. Когда проезжали мимо центра, я вспомнила:

— Ой, где-то здесь живет Танька Лоншакова! Ты ее знаешь?