Хороший сын

Теряю управление, дальше все как в замедленной съемке. Я — Стив Остин.

Хрясь! Ударяюсь о землю. Ничего не чувствую. Еще раз. Опять ничего. Я — прыгающая бомба, как в том филиме. Еще один удар. На сей раз он приходится по колену, и я это ощущаю. Слышу, как что-то хрустит. Во всем теле покалывает.

Катится, катится, катится гей, катится вниз по склону Брэй.

Встал вмертвую. Вмертвую встал. Вмертвую. А сколько у человека жизней?

Мальчик Микки Доннелли того и гляди испустит дух. Но мы его починим. Уже изобрели технологию, чтобы изготовить первого на земле Биомальчика.

Футболка разодрана. Шорты грязнущие. Локти и колени исцарапаны и в крови. Губ не чувствую, голове больно.

Со стороны Яичного кто-то идет. Не хочу, чтобы меня видели. Пытаюсь подняться. Колени подгибаются. Больно повсюду. На меня смотрит какая-то девчонка. Пытаюсь бежать, но куда с такими коленями. Они все время подгибаются, я бегу, как Франкенштейн.

Вызывали, начальник?

— Ты чего, Микки?

Это Тереза Макалистер. Возвращается из своего Мира клея.

Ковыляю к проулку за Гавана-стрит.

Футболка вся разодрана — моя футболка с американским флагом! Та, которой мне должно было хватить на все каникулы. Ма меня теперь убьет. Придушит, а потом придушит еще раз. У меня за всю мою жизнь не было такой классной футболки. В ней я выгляжу как большой. И все мне завидуют.

Никто не хочет с тобой дружить, Микки.

Выхожу из проулка — все мальчишки и девчонки играют на пустыре. Они увидят, что я плачу. И Гадина Бридж, и Дрянь Мартина.

— Мамочка!

Знаю, что она на работе, а все равно зову. Слышу смех.

— Мамочка!

Добираюсь до входной двери. Она заперта. Почему у нас дверь заперта? Ее никогда не запирают. Всё сегодня против меня. Молочу кулаком, долго. Дверь открывается. За ней — Моль.

— Мамочка! — кричу в гостиную.

— Матерь Божья!

Ма вскакивает со стула.

— Ма, ты дома!

Спасибо Тебе, Боженька, за такое чудо.

— Господи Иисусе, вы только поглядите на него! Пэдди! — кричит Ма.

— Да чего вам всем от меня надо?

Пэдди высовывается из кухни, всовывается обратно. Я падаю на пол в слезах.

— Мамочка, мамочка, — рыдаю я.

Ма прижимает меня к себе. И повторяет, снова и снова:

— Что случилось? Что случилось?

Мелкая Мэгги ревет.

— Мамочка, посмотри на мою самую лучшую футболку! Вся порвалась!

— Да бог с ней, с твоей футболкой!

— А вот и нет, мамочка. Она же на все лето.

— Так лето уже кончилось, сынок. Тебе через неделю в школу.

— Через неделю? — Ой, Боженька. — Пожалуйста, не заставляй меня туда идти! пожалуйста! Я прошу тебя! Я не пойду в Святого Габриэля.

— Вы на руки его посмотрите. Ты на что упал? На бревно? — спрашивает Ма.

— На Брэй, — реву я.

— А руки-то! Господи, Микки, сынок!

Ма тоже плачет.

Я прячу руки за спину.

— Мэри, Мэри, — всхлипывает Ма, — отведи его быстренько на кухню, я не могу…

Хромаю на кухню, вижу во дворе Пэдди — он прячет что-то в конуре Киллера. Опять! Ничего себе. Я вот маме скажу. Помни, Микки, дядька из ИРА тебя предупредил. Верно, но уж Пэдди-то не сдаст меня ИРА. Или сдаст?

— Давай, Микки, садись сюда, — говорит Моль.

— Что, очень там все плохо? — спрашиваю.

— Ничего, заживет, — говорит она.

Входит Пэдди, физиономия перекошена от отвращения.

— Хнычет, как мелкая девчонка.

Терпеть его не могу. Он хуже всех.

— Ну а сам-то ты кто? — ору я. Не надо, Микки! Не надо! — А ты — подлый убийца!

Замираю. Все стоят не шевелясь, двигаются только мамины глаза — между мной и Пэдди.

— Ты что такое сказал, Микки? — спрашивает Ма.

Я смотрю на Пэдди.

— Да ничего, Ма, — говорит он. — Как всегда, наигрался с девчонками и лепит какую-то ерунду.

— Я не играю с девчонками! — Зачем он врет, я правда не играю. — И ничего я не леплю.

— Так, педик, рот заткнул живо, а то я тебя, блин, прикончу!

— Пэдди, прекрати! — Ма встает. — Микки, хватит.

— Ты что, его защищаешь?! — Такого просто не может быть! — Это он во всем виноват! Потому что он меня ненавидит! Меня все ненавидят! И вот ты теперь тоже!

— Это неправда, Микки, — говорит Ма.

— И что это вы вообще тут дома все собрались? Обсуждали меня?! — ору я. Они переглядываются. — Ага! Обсуждали.

— Рот закрой! Ты ничего не понимаешь! — обрывает Пэдди.

— Вы от меня что-то скрываете. Что?! — ору я.

— Микки, потише, — говорит Ма.

— Это ты ему скажи. — Указываю пальцем. — Ты его защищаешь, а я вообще ни в чем не виноват!

— Педик мелкий, — цедит Пэдди.

— Киллер! — восклицаю я.

Лицо у Пэдди каменеет.

— И что с Киллером, Микки? — спрашивает он.

Мне не сглотнуть. И не вздохнуть. Он все знает. Сейчас расскажет. Нет! Нет! Ему не взять надо мной верх!

— А бомба, которую ты заложил там, на улице, и…

Пэдди кидается на меня, я пытаюсь удрать. Он хватает меня сзади за футболку, она рвется на спине.

— Пэдди! — кричит Ма.

— Да что, охренели все в этом доме?! — доносится из гостиный громкий голос, который я уже почти забыл.

Нет. Не может быть. Не может быть!

Оборачиваюсь.

У лестницы, в пижаме, стоит Папаня.

Поди засни — так орут внизу. Вообще не понимаю, как Пэдди может под это дрыхнуть. Читать в темноте трудно. Хотелось выяснить, как стать великим актером и попасть в Голливуд. Но книжка какая-то скучная.