В ладонях куча заноз, да и болят они здорово. Верчу мешок со щепками, закручиваю верхнюю часть, завязываю на узел. В тачку, к остальным. Если бы не желание держать свою новую работу в тайне, можно было бы начать собственное дело. «Щепки от Доннелли — в кухне ли, в доме ли». Это в качестве рекламы. Надеюсь, первой партии хватит, чтобы заплатить за продукты и подсунуть немножко Ма в кошелек. Потом помогу ей рассчитаться с Минни. А потом начну копить на билет в США.
Щепа нужна всем — на огне подогревают воду. Ну, не всем. Богатые используют водогреи. Они есть во всех новых домах. Водогреи. У нас тоже будет, когда наш дом снесут, а нам дадут новый.
Двенадцать мешков я собирал целую вечность. Бедный топорик дяди Джона уже ни на что не годен. Кивает головкой каждый раз, как я им тюкаю.
Уже почти стемнело, так что надо спешить.
— Пока, Киллер. Веди себя хорошо.
Пчела-золотая рыбка лежит мертвая на дне банки. Надеюсь, ее призрак теперь рядом с Киллером. Банку я не тронул — пусть там будет ее могила, прямо рядом с Киллером.
Нюхальщики клея опять явились, впервые за уж и не знаю сколько времени. Я за ними следил. Выжидал.
Толкаю тачку, взятую у костра, через Яичное поле к яичной фабрике. По буграм она идет плохо. Каждый раз, когда на повороте какой-нибудь кривоватый бугор попадается на пути колеса, оно застревает. Мальчишки, готовившие костер, уделали ее вусмерть с помощью огромного молотка, а потом бросили рядом со сгоревшими домами.
Ставлю тачку рядом с дырой в стене, залезаю внутрь, специально шумлю, чтобы они знали: кто-то пришел.
— Тереза! — кричу.
— Кто это?! — кричит в ответ Нюхальщик.
— Микки Доннелли. Мне нужна Тереза Макалистер, — отвечаю, пытаясь говорить басом.
Перешептывания.
— Заходи! — кричит Тереза.
— Сама сюда выйди! — отвечаю.
— Не, ты давай сюда! — От звука ее голоса по коже бегут противные мурашки.
Пробираюсь через пролом в стене, по трубам и металлическим ящикам. Свет полосками падает через крышу, как и в прошлый раз. Свет Господа. Он сияет на Детей Клеевых.
— Порядок? — спрашивает Нюхальщик.
— Ага, — отвечаю я, прикидываясь ардойнским Крутым Парнем. Нужно тренироваться перед Святым Габриэлем.
Сажусь рядом с Терезой. Нюхальщик кладет ладонь ей на ногу.
— Отвали. Она твоя подружка, — говорит Тереза и указывает на Нюхальщицу.
Нюхальщик кладет ладонь Нюхальщице на колено. Не знаю, возражает она или нет. Поди разбери, потому что ее лица мне сквозь мешок с клеем не видно.
— И чего тебе надо, Микки Доннелли? — спрашивает Тереза.
— Пошли прогуляемся? — предлагаю.
— Не, сейчас моя очередь. Эй, давай сюда! — говорит она, выхватывая у Нюхальщицы мешок.
Нюхальщика я не знаю. Он не из здешних. С виду совсем больной на голову. Однако крепкий.
— Как-как там тебя зовут? — спрашивает он.
— Доннелли, — отвечаю я, потому что крутые называют друг друга только по фамилии.
— Микушка-Херушка, на самом деле, — ржет Тереза.
— Давай. — Он пихает мешок, который держит Тереза, в мою сторону. — Твоя очередь.
— Не! — говорю я, этак круто. Может, раз он меня не знает, он решит, что я настоящий ардойнский Крутой Парень. Вот только я сам слышу свой голос, и звучит он все еще вежливо.
— Как это «не»? — удивляется Нюхальщик. — Ты ж не пробовал.
И смотрит на меня злобно.
— Еще как пробовал. Скажи, Тереза?
— Я почем знаю? — Она передергивает плечами.
Заставляет меня расплачиваться за прошлый раз.
— Ну хорошо, ладно, тогда давай, — говорю.
Забираю мешок у Терезы. Они смотрят. Прикладываю мешок к лицу, вдыхаю. И еще раз.
— Ну, во. Говорил, что уже пробовал.
Передаю мешок Нюхальщице.
Легкая голова. Как если встать на ноги очень резко. Нюхальщик улыбается. Видимо, знает, что со мной происходит. Кладет ладонь на ногу своей подружки, а вторую — на Терезину.
— Отвали, блин! Я же сказала!
Она пихает его изо всех сил, и он сваливается назад с обломка стены, на котором сидел. Терезин смех превращается в громкий кашель. Она отхаркивается.
«Как она прекрасна», — поет у меня в голове Стиви Уандер. Чтобы по доброй воле подойти к Терезе, нужно быть Стиви Уандером. Но это же ради Мартины.
Тереза сидит у меня на колене, обнимая меня рукой за шею, прижимается ко мне — можно подумать, я Род Халл, а она Эму. Только Эму покрасивее будет и фиг даст мне погладить свою задницу.
Нюхальщик протягивает к Нюхальщице руку, поворачивает к себе лицом. Она даже глаз не открыла. Он начинает ее целовать. Открывает и закрывает рот, точно рыба. Видимо, вот так люди и тискаются.
— Ну давай. Долго мне, блин, тут сидеть, как дуре?
Тереза наклоняется вперед, закрывает глаза и открывает рот. Я тоже открываю рот, но и глаза оставляю открытыми. Она присасывается ко мне — точно космический корабль пристыковался.
Она то сжимает, то разжимает губы. Я делаю то же самое, поворачивая голову, чтобы видеть других. Нюхальщик тоже работает губами. Засовывает руку Нюхальщице под юбку. Она кладет руку ему между ног. Я вижу контуры его причиндала, он торчит. Мой причиндал вздрагивает. Хочется смотреть и дальше.