Впереди показалось серое здание шлюза. Смотритель открыл ворота. По крику форейтора лошади сбавили скорость. Судно скользнуло вперед, резко замедлившись, как только нос его спустился с гребня волны. Оно вошло в шлюз, однорукий рулевой выпрыгнул на берег, держа трос, проворно набросил его на швартовую тумбу, ловким движением почти остановил баржу и, пробежав вперед, закрепил трос на следующей тумбе.
– Киньте-ка мне этот конец, капитан, – крикнул он, и Хорнблауэр послушно бросил ему носовой швартов. Морские законы действительны и на канале – судно важнее, чем личное достоинство.
Смотритель уже закрывал ворота, а его жена открывала затвор верхних ворот. Вода с шумом ринулась в шлюз. Под ее напором с грохотом захлопнулись нижние ворота, и судно начало подниматься на прибывающей воде. В мгновение ока сменили лошадей, форейтор забрался в седло и, пока наполнялся шлюз, успел приложиться к маленькой черной бутылочке. Рулевой отцепил тросы – Хорнблауэр принял у него носовой швартов, жена смотрителя толкнула одну створку верхних ворот, а сам смотритель, подбежавший от нижних ворот, другую. Форейтор закричал и щелкнул бичом, баржа понеслась вперед, рулевой прыгнул на корму – ни одна секунда не пропала даром. Без сомнения, эти каналы – чудо современности, и особенно приятно путешествовать на борту самой быстроходной из барж – «Королевы Шарлотты». На носу «Королева Шарлотта» несла блестящее лезвие косы, гордый символ своего превосходства. Этим лезвием она перережет буксирный трос любой другой баржи, которая не успеет уступить ей дорогу. Полсотни крестьянок, сидящих со своими курами, утками, яйцами и маслом в каюте второго класса, едут на рынок аж за двадцать миль, твердо зная, что обернутся одним днем. Удивительно.
Шлюзы шли один за другим, и у каждого форейтор прикладывался к бутылочке, крики его становились все более хриплыми, а бич хлопал все чаще. Хорнблауэр на каждом шлюзе послушно подавал швартов, не обращая внимания на Марию, убеждавшую его этого не делать.
– Дорогая, – сказал Хорнблауэр, – это экономит нам время.
– Но это не дело, – возразила Мария. – Он же знает, что ты флотский капитан.
– Он знает это слишком хорошо, – с кривой усмешкой отвечал Хорнблауэр. – И, в конце концов, мне предстоит принимать командование.
– Как будто ты не можешь подождать! – фыркнула Мария.
Трудно объяснить Марии, что для капитана его корабль – всё, и что ни часа, ни минуты не хочет он терять на пути к военному шлюпу, ожидающему его в устье Темзы. Он страстно желал увидеть «Атропу», с той смесью надежды и страха, с какой восточный жених приближается к скрытой покрывалом невесте – хотя это сравнение и не стоит упоминать при Марии.
Они достигли самых верховьев канала – врез становился все глубже и глубже, и стук копыт звонко отдавался в каменных берегах. За этим поворотом должен начаться Саппертонский туннель.
– Стой, Чарли! – заорал вдруг рулевой. В следующую секунду он бросился к кормовому буксирному концу и попытался отцепить его от шпангоута. Все смешалось. На бечевнике слышались крики, лошади ржали и били копытами. Хорнблауэр видел, как передняя лошадь, перепуганная насмерть, бросилась вверх по крутому склону: прямо впереди виднелось сводчатое устье туннеля, и лошади больше некуда было повернуть. «Королева Шарлотта» с размаху врезалась в берег. Женщины из второго класса завизжали. Какое-то время Хорнблауэру казалось, что судно опрокинется. Однако оно выровнялось и остановилось, буксирные тросы провисли, вторая лошадь, запутавшаяся в веревках, ошалело билась и наконец высвободилась. Рулевой выскочил на бечевник и намотал кормовой швартов на тумбу.
– Влипли, – сказал он.
С берега, откуда на баржу смотрели испуганно ржавшие сменные лошади, сбежал еще один человек. Он взял под уздцы лошадей «Королевы Шарлотты». Форейтор Чарли лежал на бечевнике, лицо его было залито кровью.
– Ну-ка назад! – заорал рулевой на женщин, начавших было выползать из каюты второго класса. – Все в порядке. Назад. Только позволь им вылезти на берег, – добавил он, обращаясь к Хорнблауэру, – их труднее будет собрать, чем их же цыплят.
– Что случилось, Горацио? – спросила Мария, появляясь в дверях каюты первого класса с ребенком на руках.
– Ничего страшного, дорогая, – ответил Хорнблауэр. – Сиди спокойно. Тебе не стоит волноваться.
Он повернулся и увидел, как однорукий рулевой стальным крюком потянул Чарли за куртку, пытаясь приподнять. Голова форейтора безвольно откинулась назад, по щекам текла кровь.
– От Чарли проку не будет, – объявил рулевой, отпуская форейтора. Тот упал. Подходя, Хорнблауэр с трех футов почуял, что из окровавленного рта разит джином. Наполовину оглушен, наполовину пьян. Точнее сказать, и то и другое больше чем наполовину.
– А нам пропихиваться через туннель, – сказал рулевой. – Кто там в сторожке?
– Никого, – ответил конюх. – Все грузовые суда прошли рано утром.
Рулевой присвистнул.
– Придется вам отправляться с нами, – сказал он.
– Вот уж нет. У меня здесь шестнадцать лошадей – восемнадцать с этими двумя. Не могу же я их бросить.