Хорнблауэр и «Атропа»

– Как бы я хотел тебе помочь! – сказал Хорнблауэр, повторяя то, что говорили до него бесчисленные миллионы отцов.

– Ты помог мне уже тем, что пришел, милый, – ответила Мария.

В дверь постучали, и вошла хозяйка с повитухой.

– Ну, ну, – сказала повитуха. – Значит, началось?

Хорнблауэр внимательно оглядел ее. Она была не особенно опрятна, но, по крайней мере, трезва, и щербатая улыбка казалась доброй.

– Мне надо осмотреть вас, мэм, – сказала повитуха и прибавила: – Джентльмену придется выйти.

Мария взглянула на мужа, изо всех сил стараясь держаться бодро.

– Мы скоро увидимся, – сказал Хорнблауэр с таким же усилием.

Он вышел из спальни, и хозяйка тут же принялась хлопотать.

– Может, выпьете бренди, сэр? Или стаканчик рому, горяченького?

– Нет, спасибо.

– Молодой джентльмен спит. С ним одна из служанок, – объяснила хозяйка. – Он не плакал, совсем не плакал, когда мы сносили его вниз. Такой хорошенький мальчуган, сэр.

– Да, – кивнул Хорнблауэр. Вспомнив о сыне, он улыбнулся.

– Вам лучше пройти в гостиную, сэр, – сказала хозяйка. – Огонь в очаге еще не погас.

– Спасибо, – ответил Хорнблауэр и взглянул на часы. – Господи, как время бежит.

– С вашей супругой все будет хорошо, – сказала хозяйка с материнской нежностью. – Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила – по форме живота.

– Может быть, вы правы, – ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы.

Пора одеваться.

– Теперь я вот о чем попрошу вас, – сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные панталоны и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку.

– Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь – в такое время никто вас не побеспокоит.

Хозяйка ушла и вернулась с охапкой одежды.

– Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, – сказал она. – Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр.

Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра.

– Вам стоит побриться, сэр. Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа.

Кажется, стоит упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать.

– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр.

Он переоделся и снова поглядел на часы.

– Мне пора уходить. Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене?

– Я и так вам скажу, что нельзя, – ответила хозяйка. – Вы бы только слышали…

Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила:

– Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать?

– Подождать? – повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. – Нет, не могу. Я должен идти.

Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь.

– Боже милостивый, – сказала она. – Вы прямо как картинка. Но на улице холодно.

Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща.

– Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь.

Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге «Атропы». Он шагнул в гичку.

– Вниз по реке, – приказал он рулевому.

На Гринвичской набережной было совершенно темно, январский рассвет еще не думал начинаться. Устойчивый ветер дул с запада. Днем он, вероятно, усилится. На набережной Хорнблауэра остановил громкий окрик.

– Свой, – сказал Хорнблауэр, распахивая плащ, чтобы фонарь осветил его мундир.

– Приблизьтесь и назовите пароль!

– Вечная память, – сказал Хорнблауэр. Он сам выбрал этот пароль – одна из тысячи мелочей, которые надо было предусмотреть вчера.

– Проходите. Все в порядке, – сказал часовой.

Это был ополченец – на время, пока тело лежит в Гринвиче, пришлось повсюду расставить часовых, чтобы публика не забредала, куда не положено. Госпиталь был освещен, и оттуда уже слышался шум.

– Губернатор одевается, сэр, – сказал одноногий лейтенант. – Мы ждем, что официальные лица начнут прибывать в восемь.

– Да, – сказал Хорнблауэр. – Я знаю.

Он сам составил расписание. Государственные сановники и высшие флотские офицеры прибудут по дороге из Лондона, чтобы сопровождать тело по воде. А вот и само тело, в гробу, помост, на котором стоит гроб, укрыт флагами, трофеями и геральдическими значками. А вот и губернатор, хромающий от ревматизма, его лысина сияет в свете ламп.

– Доброе утро, Хорнблауэр.

– Доброе утро, сэр.

– Все готово?

– Да, сэр. Но ветер с запада, и свежий. Он будет сдерживать нас.

– Боюсь, что так.

– Он, конечно, замедлит продвижение процессии, сэр.

– Конечно.

– Раз так, сэр, вы бы премного меня обязали, проследив по возможности, чтобы плакальщики отправились вовремя. Задерживаться нельзя никак.

– Постараюсь, Хорнблауэр. Но я не могу торопить адмирала флота. Я не могу торопить лорда Сент-Винсента. Я не могу торопить лорд-мэра – ни даже его представителя.

– Понимаю, это будет очень трудно, сэр.