Холоп-ополченец. Часть II

Трубецкой был очень доволен, что Пожарский хотел разделить с ним славу освобождения Москвы, и разрешил Гаврилычу итти вместе с Михайлой. Михайла с Гаврилычем сговорились встретиться в ночь у Пушкарского двора. И казаки, и ополченцы так и рвались в бой. Наконец-то они сообща ударят на ляхов и выгонят их из Китай-города и из Кремля!

Михайла тоже забыл про свою тоску. Даже о воле не вспоминал. Одно у него на душе было – прогнать ляхов. Боялся он только – вдруг ляхи нашли случайно дверь в подземный ход и завалили ее. Но теперь уже об этом поздно думать. После полночи он должен со своим отрядом быть на Пушкарском дворе и вместе с Гаврилычем пробраться на Красную площадь.

Ночь была не такая ненастная, как накануне. Тучи рассеялись, и на небе показались звезды. Кликнув охотников, Михайла повел их по Белому городу. Когда они подходили к Пушкарскому двору, навстречу им вышел Гаврилыч с казаками. Михайла построил свое маленькое войско так, чтобы ополченцы шли вперемежку с казаками. Впереди они с Гаврилычем, потом два казака, за ними два ополченца, и снова два казака. У всех были только сабли и ножи, пищалей никому не дали.

Михайла боялся еще, как бы ход не стал обваливаться, когда по нему пойдет столько народа. Он просил всех как можно тише, не топать, громко не разговаривать и между собой не перекоряться. Гаврилыч от себя повторил то же. Но все и так понимали, какое важное дело им поручено, и каждому хотелось заслужить похвалу.

Ход они прошли благополучно. Только когда стали подниматься вверх по лестнице, под тяжелыми шагами посыпались камни, мешая итти последним. Михайла остановил отряд, велел передним с Гаврилычем подняться в часовню и ждать там, а сам, спустившись вниз, стал помогать остальным тихонько ползти вверх, пробираясь среди обвалившихся ступеней. Это их немного задержало, но все-таки все выбрались наверх, хотя некоторых и ушибло камнями.

Когда все собрались в часовне, Михайла велел одному из ратников влезть наверх и выглянуть в окошечко на кремлевской стене, под потолком, не видно ли караульных.

Ополченец выглянул и махнул вниз, чтоб потише стояли: караульные были как раз над Спасскими воротами. Михайла и Гаврилыч велели своим молчать, и все замерли.

Прошло минуты три. Наконец ополченец сверху крикнул:

– Ушли!

Михайла решил на всякий случай оставить в часовне десяток ополченцев и десяток казаков, велев им сидеть смирно, пока ляхи сами не нападут на них.

После того Михайла и Гаврилыч, построив свои отряды, поспешно повели их – один к Никольским, другой к Сретенским воротам.

На площади все было тихо. Сделав обход кремлевской стены и не заметив ничего подозрительного, караульные вернулись к Спасским воротам. Там было тихо попрежнему. И вдруг тишина сразу взорвалась громкими криками, топотом, ржанием коней, стрельбой из пищалей.

С двух сторон на Красную площадь вливались потоки вооруженных ратников и казаков на конях. Следом за ними везли небольшие пушки и устанавливали на месте бывших торговых рядов против кремлевской стены. Ляхи вылезали на стену и пытались отстреливаться, но наши ратники разбегались под прикрытия и оттуда обстреливали обессилевших поляков. Один за другим они валились со стен – одни на площадь, другие внутрь. Наконец на стенах не осталось почти никого.

В эту минуту Спасские ворота распахнулись, и оттуда вышла польская рота с полковником Струсем во главе. Они бросились на ополченцев, встретивших их саблями и топорами. Ополченцы с трудом выдерживали отчаянный натиск поляков, но на помощь им примчался отряд казаков и в минуту смял поляков, врассыпную бросившихся под своды Спасских ворот. Ополченцы и казаки напирали на них, пытаясь следом за ними ворваться в Кремль. Тогда все было бы кончено, и полякам пришлось бы очистить Кремль.

Но отчаяние в последнюю минуту подняло силы поляков. Они защищались с таким остервенением, что ворваться в ворота было почти невозможно. Весь свод был чуть не доверху забит русскими и польскими трупами, точно мешками с песком, и сквозь них немыслимо было прорваться.

Пожарский приказал остановиться, не проливать напрасно русской крови. Китай-город был теперь весь в руках русских. Польские караулы у всех ворот были перебиты. Князь Пожарский велел поставить везде наши заслоны. Поляки были теперь заперты в одном Кремле. В Китай-город они не могли больше выходить, и никакой помощи, никаких припасов им ниоткуда не могло прийти. Надо было только немного подождать, и поляки волей-неволей должны были сдаться. Но русские не могли больше ждать. Они рвались в Кремль, чтоб одним ударом прикончить ненавистных ляхов.

Пожарский понял настроение ратников и на двадцать шестое назначил общий штурм Кремля. Поляки узнали об этом и испугались. Они видели, что не в силах больше бороться с русскими. Полковник Стравинский, написавший такое наглое письмо Пожарскому, опять обратился к нему, уже не так вызывающе, но все же еще достаточно нагло. Он предлагал сдать Пожарскому Кремль с тем, чтобы полякам были оказаны все воинские почести.