Холодный как лед

– Вы всегда можете вытащить из–под матраса тот мясницкий нож и устроить мне мидоргазм. Тогда сами сможете убедиться, насколько это возбуждает.

– Ваша смерть не очень возбудит, – возразила она. – Удовлетворит – возможно, но возбудить… нет.

Он знал о ноже еще тогда, когда она прятала его. Есть ли вообще хоть что–то, чего он не знает?

– Если вы предпочтете устроиться в моей спальне, я вручу вам другой нож, – предложил тюремщик. – Вот видите? Я изо всех сил стараюсь угодить вам.

Он подошел к ней, и Женевьева призналась себе, что слишком поздно. Скорее всего, было поздно с того момента, когда она увидела его. Питер положил ей на плечи руки, скользнул ладонями под густые волосы и добрался до застежки на спине у ворота.

– Давайте, мисс Спенсер. Я подарю вам лучший оргазм, – насмешливо прошептал он. – У вас такого сроду не было. Докажите, что я не прав.

Она подняла лицо, чтобы поцеловать его, потому что знала: именно это и случится. Только чтобы спасти свою жизнь, твердила себе Женевьева, закрывая глаза. Ее единственный шанс спасти себя и Гарри. Девственница, возложенная на алтарь бога смерти.

Впрочем, никакая она не девственница, да и жертвоприношением здесь не пахнет. Она ощутила, как Питер ухватил сзади платье и дернул, и услышала, как посыпался каскад крошечных пуговок по плиточному полу, а ткань разошлась, открыв спину прохладному ночному ветерку.

Руки накрыли плечи, потянули вниз кафтан, и вот она уже стоит здесь, одетая только в крошечные лоскутки дамского белья, которые с таким трудом выбрала.

Взгляд синих глаз прошелся по ее телу, и порочный рот сложился в улыбку.

– Я надеялся, что вы предпочтете белье, – пробормотал Питер. – Куда забавнее, чем совсем ничего.

У него даже не участилось дыхание. Женевьева подняла руки и прикоснулась к его груди, где, будь у него сердце, она услышала бы биение. Ее сердце неслось вскачь. Его же билось медленно и ровно, как у отлаженной машины. Если машины имели бы сердца.

– Да, сердце у меня есть, – сказал он, накрывая ладонью ее руку и проводя ею под расстегнутой льняной рубашкой. Женевьева ощутила всей ладонью, кончиками пальцев на ощупь его гладкую кожу, чуть ли не ожидая, что, коснувшись, почувствует холод, но он был теплым, почти горячим.

– У вас есть сердце, – согласилась она.

Питер положил ладонь на ее грудь, Женевьева вздрогнула, продолжая стоять как статуя.

– А ваше несется во весь опор. Почему, Женевьева? Неужели вы боитесь меня?

– А разве не стоит?

– Да. Но вовсе не поэтому ваше сердце сильно бьется.

– Вы думаете, я вся трепещу от желания? – с трудом вымолвила она. – Я не так податлива.

– Вы просто детская забава, – прошептал он ей у рта, легко, как перышком, касаясь губами, хотя поцелуем это было назвать нельзя. – Все, что мне нужно сделать – лишь коснуться вас, и вы таете.

Она раздумывала, сможет ли пнуть его, но Йенсен уже предупредил ее, что это выводит его из себя. К тому же, кажется, она не могла воскресить в себе энергию прежнего негодования.

– Вы опоили меня наркотиком, – обвинила она его, пока он целовал ее шею, и Женевьева чувствовала его зубы на своей вене. А под ладонью сердце Питера билось все так же ровно и гладко.

– Я опаиваю вас прямо сию минуту, – прошептал он. – Существует не один способ сломить оборону женщины. – Он отвел в сторону тонкую лямку бюстгальтера и поцеловал плечо, и сердце Женевьевы сбилось с ритма.

– Довольно, – сказала она, отшатнувшись от него. – Я вам верю. Вы можете завести меня против моей воли и остаться невозбужденным. Я впечатлена. Может быть, вы подарите мне тысячу оргазмов, хотя в этом я искренне сомневаюсь, но мне неинтересно даже попробовать. Теперь позвольте мне уйти.

Но он поймал ее за запястье, притянул к себе, и не успела она понять его намерения, как Питер провел ее рукой по переду льняных брюк, по шокирующему свидетельству, что он далеко не безучастен.

– Кто говорит, что я не возбужден? – прошептал он. – Я просто знаю, как контролировать свое тело. Мой член, может, и хочет вас, но остальная часть меня не настолько подвержена жажде.

Женевьева попыталась отнять руку, но он был слишком силен: длинные пальцы сковали как наручниками запястье, удерживая на месте, и он прижался к ее ладони, медленно, раскачиваясь.

– Прекратите, – воскликнула она. – Вы больной ублюдок.

– Может быть, – согласился Питер. – Почему бы вам не попытаться найти мои слабые места?

– У вас их нет, – задыхающимся голосом парировала она.

– Откуда вам знать? – произнес он и поцеловал Женевьеву. Рука ее так и пребывала в ловушке, зажатая меж их тел там, где он стал еще тверже.