Холод-убийца

— Вы хотите использовать свечу в качестве приманки. Поэтому хотите выставить её. Чтобы Жнецы попытались украсть.

Он кивнул.

— Совершенно верно, мисс Фрост. Если то, что вы и Никамедис говорите, — верно, то у Жнецов просто нет другого выбора, как попытаться выкрасть свечу из библиотеки. Как вы уже сказали, постепенно у них заканчиваются возможности для исцеления Локи от последствий, оставшихся после проведённого им времени в Хельхейме. Поэтому они придут, чтобы украсть свечу, а мы будем поджидать их.

Я покачала головой.

— Нет. Ни в коем случае. Этот план может закончиться катастрофой. Так случается с любым планом, когда в нём замешаны Жнецы. Вивиан и Агрона найдут способ заполучить свечу в свои руки, сколько бы охранников вы не поставили вокруг или насколько умную разработали ловушку.

Лицо Линуса потемнело, а в глазах вспыхнул гнев.

— Агрона и Вивиан являются причиной того, почему я это делаю. Они обе возглавляют Жнецов. Если нам удастся поймать их или убить, то мы сможем остановить вторую войну Хаоса прежде, чем она начнётся по-настоящему.

Перед моим внутренним взором возникло лицо Локи, как это часто случалось в последние недели. Одна сторона его лица такая гладкая и совершенная, с волнистыми, золотистыми волосами, точёной скулой и одним пронзительным голубым глазом. Другая — уничтожена и расплавлена, с повисшими чёрными прядями, шелушащейся кожей и жгуче-красным глазом.

Если соединить их воедино, его лицо выглядит ужасным и испорченным, будто прямиком из кошмара. Но его душа ещё намного хуже, а жгучее желание злого бога — поработить каждого члена Пантеона или убить, включая меня.

Конечно, если поймать Вивиан и Агрону или даже убить, это обернётся для Жнецов серьёзной проблемой, но приближающуюся войну таким способом не остановить — только смерть Локи остановит её. И я просто знала: стоит только позволить Жнецам взглянуть на свечу и неприятностей не оберёшься.

— Но вы не понимаете… — начала я.

Линус резким движение руки оборвал меня. Он выпрямился в полный рост, а его серая мантия элегантно обрамляла тело, как если бы он был королём древних — олицетворением власти.

— Мне очень жаль, мисс Фрост, но я уже принял решение, — отрезал Линус. — Мы выставим свечу как можно быстрее. Жнецы могут попытаться украсть её на свой страх и риск.

Я ещё пыталась какое-то время уговорить Линуса изменить решение, но так и не смогла — от стараний у меня даже сел голос. Лидер Протектората видел в этом плане способ, наконец, изменить ход событий в ущерб Жнецов и не хотел упускать этот шанс.

Какая-то часть меня понимала ход его мыслей, но другая считала обыкновенным дураком. Если бы он был умнее — если бы протекторат был умнее — тогда Линус, Никамедис и Метис нашли бы способ уничтожить свечу, да так, чтобы Локи никогда и ни в коем случае не смог заполучить её в свои руки, вместо того, чтобы выставлять её посреди библиотеки, на виду у всех Жнецов, чтобы те могли разработать план, как украсть её и отнести злому богу.

Но я ничего не могла сделать. Час спустя я прислонилась к стене офиса библиотеки, наблюдая за Никамедисом, как тот передаёт стеклянную витрину Рейвен. Рейвен представляла из себя очень необычного сотрудника академии. Старая женщина с морщинистым лицом и длинными седыми волосами. Переход волос в длинную белую мантию был почти незаметен. Её глаза, напротив, казались такими чёрными и блестящими, как глаза чёрной птицы Рух, в то время как не слишком заметные белые шрамы усеивали руки, будто она когда-то давным-давно попала в огонь.

Сегодня она обернула вокруг талии чёрный кожаный пояс, из которого торчали молотки, отвёртки и другие инструменты. Он прекрасно подходил к её чёрным боевым сапогам, которые она носит постоянно. Видимо установка витрин была еще одной из тех сотен работ, которые она выполняла по кампусу — например, таких, как обслуживание кофейной тележки в библиотеке или работа в лазарете, или охрана Жнецов, сидящих в тюрьме, находящейся в подвале, под зданием математики и естественных наук.

Видимо, Рейвен была намного сильнее, чем выглядела, потому что он на вид без особого труда подняла тяжёлую стеклянную крышку и накрыла ею свечу Сунны. Затем Рейвен прикрепила крышку к деревянной основе, таким образом, закрывая артефакт.

Старушка стряхнула с рук пыль и, поворачиваясь, заметила, что я наблюдаю за ней. На секунду она заколебалась, но все же кивнула. Я ещё никогда не слышала, чтобы Рейвен сказала хоть слово. Кивок был пределом её дружелюбного общения, когда-либо состоявшегося между нами. Я все намеревалась расспросить Никамедиса или Метис, слышали ли они когда-нибудь, чтобы Рейвен разговаривала или могла ли она вообще говорить, но всегда забывала.

Я пристально смотрела на Рейвен, когда та проходило мимо. На мгновение показалось, что её лицо мерцает, ну, скажем, как пламя свечи — словно на ней надета морщинистая маска, а под старым лицом скрывается молодое и красивое. Я заморгала, и изображение пропало, исчезло, как и пламя свечи. Рейвен снова стала просто Рейвен.