- Ну, зола - это ничего... А мяса у него нет?
- Насколько я поняла, он режет козлят и ягнят только в крайнем случае. Вчера он угощал меня кроликом, которого поймал в ловушку. Но теперь, раз ты очнулся, я непременно уговорю его зарезать ягненка.
- Мы ведь ему заплатим.
Анджела засмеялась.
- Уж не знаю, видел ли он когда-нибудь деньги. Мне кажется, в здешних местах они не в ходу.
- Ну, так отблагодари его чем-нибудь другим, - не отступал Алан. Предложи ему постирать или починить его одежду.
- Вряд ли его и это прельстит. А кроме того, я ведь тут Анджело - не забывай. Но будь спокоен, я что-нибудь придумаю, когда он вернется.
И только когда пастух, наконец, вернулся, Алан понял, что, сам того не зная, довольно горько пошутил. Одежда на высохшем теле старика уже давно превратилась в жалкие лохмотья, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что и одежда, и тело, которое она прикрывала, соприкасается с водой, только когда идет дождь или валит снег.
Однако Анджела, которая умела добиваться своего, преуспела и на этот раз. За ужином они ели барашка, тушенного в горшке вместе с душистыми травами, собранными возле хижины на холме.
- Наверное, ты очень скучала эти три дня, - сказал Алан виновато. После ужина он почувствовал себя совсем хорошо, хотя по-прежнему был слаб.
- Почему ты это вообразил? - поддразнила его Анджела. - Конечно, я была лишена удовольствия беседовать с тобой, но зато меня развлекал гораздо более остроумный молодой человек.
- Молодой человек? - с недоумением сказал Алан. - Но ведь ты же сказала...
- Ну, пожалуй, теперь он не так уж молод. Ведь ему не меньше двух тысяч лет. Но мне кажется, он был немногим старше тебя в те дни, когда писал "Овода".
- Ах, так ты, значит, читала Алексида!
- Разумеется.
- Завидую! Ты первая прочла эту комедию после стольких веков.
- Вторым будешь ты, Алан. Завтра утром я усажу тебя на солнышке перед хижиной и почитаю тебе.
Она сдержала слово. Они провели в хижине еще несколько дней, пока Алан набирался сил перед дорогой, и за это время успели прочесть комедию не меньше десяти раз.
И она действительно была хороша. Остроумные шутки, заставлявшие вспомнить лучшие произведения Аристофана, перемежались строфами хора, проникнутыми удивительно тонкой красотой.
"Оводом", как они и ожидали, оказался философ Сократ, ибо так его прозвали в Афинах. Но если великий Аристофан в своей комедии "Облака", написанной, очевидно, несколько раньше, нападал на Сократа и высмеивал науку, Алексид написал эту комедию, чтобы защитить своего любимого учителя.
- Жаль, что мы никогда не сможем с ним познакомиться, - сказал Алан грустно. - Видишь ли, Алексид был одним из нас.
- Не понимаю.
- Он вел тот же самый бой во имя знания против невежества, во имя новых идей против старинных предрассудков и суеверий.
- Это замечательное произведение. Ради него стоило перенести все, что мы перенесли.
Когда они покинули хижину, они говорили и думали только о комедии. Они цитировали ее с утра до ночи и, чтобы скрасить скучную дорогу, нередко начинали декламировать подряд все понравившиеся им сцены. Два дня спустя они миновали перевал и вышли на большую константинопольскую дорогу.
Глава девятнадцатая. КОГТИ ЯСТРЕБА.
- Я узнала, что в этом городке сейчас остановился Винченте Чентано, сказала Анджела. - Он возвращается через Рагузу в Венецию.
- А кто такой этот Винченте Чентано?
- Почтенный венецианский купец. Я слышала о нем от дяди Альда. С ним много слуг, и все они хорошо вооружены. Попросим, чтобы он позволил нам ехать с ним?
Алан охотно согласился на этот план. С него было довольно дорожных приключений.
- А вдруг тебя узнают? - спохватился он. - Если же ты поедешь, как синьорина д'Азола, слуги могут проболтаться. А Морелли, наверное, начеку. Он же прекрасно понимает, что рано или поздно мы поедем обратно, и следит за дорогой, особенно около Рагузы.
- Мессер Чентано меня не знает. Я поеду в мужской одежде, и никто ничего не заподозрит.
В конце концов, сочинив довольно правдоподобную историю, они отправились в лучшую здешнюю гостиницу, где остановился купец.
Анджела стала теперь Александром, школяром с греческих островов, желающим найти работу в Италии. Белокурый Алан не мог бы выдать себя за грека и превратился в Алариха, странствующего печатника из Страсбурга.
Мессер Чентано сразу же согласился принять их под свое покровительство, зная, что его ученые друзья в Венеции всегда рады новым искусным и обученным помощникам. Он сделал это тем более охотно, что у молодых людей оставалось еще достаточно денег, чтобы платить за еду и кров.
Сами же они рассудили, что такому большому отряду не страшны ни разбойники, ни янычары, а соглядатаи Морелли скорее выследят их, если они будут путешествовать вдвоем. К тому же даже если им не повезет и их узнают, Морелли не посмеет напасть на них, пока они будут ехать с купцом.