Они переехали в новую квартиру, гораздо более приятную, чем жалкая студия на бульваре Пико: она была на последнем этаже, с окнами на море, и находилась рядом с домом, где Питер с осени снимал комнату. Теперь эту же комнату снял Дэвид, чтобы использовать под мастерскую. В пяти минутах ходьбы от них, в очаровательном доме в испанском стиле, жили его лучшие друзья Кристофер и Дон. По утрам, выходя на балкон, окутанный поднимающимся с моря туманом, они воображали, что стоят на палубе Queen Mary посреди Атлантического океана. У него возникла идея написать большой портрет Кристофера и Дона. Жанр портрета был не в моде: несомненно, его сочтут ретроградом. Но ему так захотелось – это и была свобода: не позволять себе ограничиваться какой-то одной идеей, идти наперекор ожиданиям других, своим привычкам и образу мыслей. Он не забыл отличный совет своего приятеля по Королевскому колледжу Рона Китая, с которым они часто виделись, так как Рон проводил семестр в Университете Беркли и приезжал навестить его в Лос-Анджелесе: «Тебе надо писать то, что важно самому».
Кристофер Ишервуд, писатель и сценарист, очень много значил для него. В Лос-Анджелесе это был его самый близкий друг, хотя Кристофер, родившийся в 1904 году, был гораздо старше него. Как и Дэвид, он был родом из Северной Англии (правда, выше по социальному происхождению) и выбрал местом жительства Калифорнию ровно по тем же причинам, что и Дэвид: он любил солнце и красивых парней и не переносил предрассудки, принятые у него на родине. Его спутнику жизни Дону – художнику одного с Дэвидом возраста – не было и восемнадцати лет, когда Кристофер в 1954 году встретил его на пляже в Санта-Монике. Дэвид был впечатлен их значительной разницей в возрасте и очарован историей их любви. Они были первой парой геев, состоявших в длительных отношениях, которая ему встретилась. Он желал себе только одного: состариться однажды с Питером так же, как Кристофер с Доном. Он не столько напишет их портрет, сколько изобразит свою мечту.
Несколько недель он рисовал, прорабатывая их лица. Они позировали в мастерской Дэвида, и всякий раз, когда он просил их расслабиться и забыть о его присутствии, Кристофер садился нога на ногу, положив ступню левой ноги на правое колено, и устремлял взгляд на Дона, а Дон в это время смотрел на Дэвида: так композиция картины родилась сама собой. После того как Дон на какое-то время уехал в Лондон, Дэвид продолжил писать одного Кристофера и виделся с ним каждый день. Кристофер рассказывал ему о событиях своей жизни или, вернее, своих жизней, так как их у него было несколько. Отказавшись от учебы в Кембридже, в двадцать лет он покинул Англию и жил в Берлине во времена Веймарской республики: там его страсть к одному немцу стала источником вдохновения для самого известного его романа «Прощай, Берлин». В 1939 году он эмигрировал в Соединенные Штаты вместе со своим другом, поэтом У. Х. Оденом, затем был то буддистом, то квакером, пока на пляже в Санта-Монике не встретил Дона и не обосновался в Калифорнии.
Дэвид не знал никого более свободного, чем Кристофер. Но однажды он увидел его подавленным: в этот день Дон сообщил, что откладывает свое возвращение из Лондона. Несмотря на то что он боялся потерять своего юного любовника, у которого была связь с другим мужчиной, Дэвиду он сказал лишь: «Не будь слишком большим собственником по отношению к своим друзьям, Дэвид. Предоставь им свободу». Дэвид был преисполнен сочувствия, но не видел, какое отношение это имеет к нему. Они с Питером испытывали только одно желание: быть вместе.
Портрет получился интимный и монументальный. На переднем плане стоял низкий столик, на котором Дэвид разместил несколько предметов: стопки книг, вазу с яблоками и бананами, составлявшими единственное теплое пятно на холсте, где царил голубой цвет, и сухой кукурузный початок, чья символическая форма казалась красноречивым намеком. Верхнюю часть полотна занимало большое окно, давая ощущение пространства, и Дэвид написал его закрытые внутренние ставни тем же бирюзово-голубым цветом, как и бассейнов, океана, калифорнийского неба. Во времена Королевского колледжа, когда Дэвид еще не видел Калифорнию, он выполнил небольшую живописную работу с изображением бегущего человека и голубого пятна в верхней части картины, которую он так и озаглавил: «Человек, бегущий навстречу голубому». И действительно, голубой – особенно насыщенный, яркий и глубокий, цвет Вермеера – был цветом, к которому хотелось бежать навстречу, как к морю. Геометрические линии стола, окна и больших плетеных кресел с резко очерченными углами, в которых сидели Кристофер и Дон, контрастировали с мягкостью человеческих фигур, занимавших, по сути, лишь малую часть пространства. Это был одновременно и натюрморт, и портрет, классическая и очень современная картина, раскрывающая зрителю заботливость Кристофера по отношению к Дону и глубину их связи.