Нет впечатлений! Желтые обоиИзучены до прошлогодних клякс.Смириться ль пред навязанной судьбою,Иль ржать и рваться в битву, как Аякс?Но мельниц ветряных ведь в городе не сыщешь(И мы умны, чтоб с ними воевать),С утра до вечера – зеваешь, ходишь, свищешь,Потом, устав, садишься на кровать…Читатель мой! Несчастный мой читатель,Скажи мне, чем ты жил сегодня и вчера?Я не хитрец, не лжец, и не предатель —И скорбь моя, как Библия, стара.Но ты молчишь, молчишь, как институтка:И груб и нетактичен мой вопрос.Я зол, как леопард, ты кроток, словно утка,Но результат один: на квинту меч и нос!Привыкли к Думе мы, как к застарелой грыже,В слепую ночь слепые индюкиПусть нас ведут… Мы головы все нижеСумеем опускать в сетях родной тоски.И, сидя на мели, в негодованье чистом,Все будем повторять, что наша жизнь дика,Ругая Меньшикова наглым шантажистомИ носом в след его все тыча, как щенка.Но, к сожаленью, он следит ведь ежедневно,И господа его не менее бодры…Что лучше: нюхать гниль и задыхаться гневно,Иль спать без просыпа на дне своей норы?Позорна скорбь! Мне стыдно до безумья,Что солнце спряталось, что тучам нет конца, —Но перед истиной последнего раздумьяМне не поднять печального лица.1910
«…Крутя рембрандтовской фигурой…»
Крутя рембрандтовской фигурой,Она по берегу идет.Слежу, расстроенный и хмурый,А безобразники-амурыХохочут в уши: «Идиот!»Ее лицо белее репы,У ней трагичные глаза…Зачем меня каприз нелепыйЗавлек в любовные вертепы —Увы, не смыслю ни аза!Она жена, – и муж в отлучке.При ней четыре рамоли,По одному подходят к ручке —Я не причастный к этой кучке,Томлюсь, как барка на мели.О лоботряс! Еще недавноЯ дерзко женщин презирал,Не раз вставал в борьбе неравной,Но здесь, на даче, слишком явно —Я пал, я пал, я низко пал!Она зовет меня глазами…Презреть ли глупый ритуал?А вдруг она, как в модной драме,Всплеснет атласными рукамиИ крикнет: Хлыщ! Щенок! Нахал!!Но пусть… Хочу узнать воочью:«Люблю тебя и так и сяк,Люблю тебя и днем и ночью…»Потом прибегну к многоточью,Чтоб мой источник не иссяк.Крутя рембрандтовской фигурой,Она прошла, как злая рысь…И, молчаливый и понурый,Стою на месте, а амурыХохочут в уши: обернись!1908, Гунгербург