И звёздное небо укоризненно качалось над ним.
Цены на Трёхсотлетии были такие. Тарелка борща – 600 рублей. Стакан джина с тоником – 100. Это не геноцид? А я забыл паспорт. Вернее, просто не взял, потому что говорили, что гостиницу не дадут. Я и не взял, а её стали давать. Но чтобы поселиться в гостинице, оказалось, не нужен паспорт. Во всяком случае, такому русскому патриоту, как я.
Данилкин и Проханов жили в «Астории». А я в какой-то ерунде почему-то. Наверное, из-за паспорта. Но зато оттуда, с ерунды, было видно, что Петербург – город красно-коричневый. Скажем, в Москве жестяные крыши, а в Питере они ржавые. И красные изнанки домов, потому что из кирпича. А Москва – она белокаменная.
Мы заселились и немножечко выпили. Спать легли в полшестого утра. А в девять мне позвонил Басинский и стал петь «Артиллеристы, Сталин дал приказ», и мы пошли. В смысле, посмотреть, нельзя ли где-нибудь ещё немножечко выпить. Дошли до Юсуповского дворца, и тут у Басинского остановилось сердце! Хорошо ещё, что по пути был магазин человеческий.
Там, где Юсуповский дворец (или не Юсуповский, но не важно), там, как известно, пруд. И видно, как в него гадят чайки. Выглядит это, как в кинофильме «Пёрл-Харбор», который я не смотрел, потому что он нехороший, там гибнут японские лётчики. То есть мы на бережку сидим, и прямо на уровне нашего с Басинским лица она пикирует. Метра за полтора до поверхности воды резко переходит в горизонтальный полёт (тут надо мысленно говорить «вж-ж-ж-жиу»), быстро спортивно гадит и взмывает над нашими головами. В момент взмывания от неё красиво отделяется кусок субстанции и медленно, как в кошмарном сне, летит в воду. Чайка и субстанция разделяются…
Белоснежная птица уже далеко, когда снаряд наконец достигает воды, делает «хлюп» и бороздит кругами гладкую гладь пруда. Это мне больше всего понравилось на «Национальном бестселлере».
Потому что кормили там, надо сказать, неважно. Сам я, как легко догадаться, ничего не ел и не пил, впав в человеконенавистничество и горыдню, но видел тарелку Басинского (и потом ещё раз – с добавкой). Басинский, не будь дурак, из зала, где «церемония», быстренько убежал и расположился на диванчике, страшно мусоря. А что ему, реалисту? Официантки косились, но ругаться робели: Басинский был красен, как чрево Петербурга, и грозен, как электрический скат. Так вот, у него на тарелке было: 1) салат; 2) зёрнышки кукурузные консервированные; 3) мраморное мясо и 4) вилка. Это, товарищи дорогие, позор.
Вот на «Антибукере» кормили как у людей! На «Антибукере» была Осетрина!!! А на «Бестселлере» не было даже сырокопчёной скумбрии с луком, как я люблю.
Когда пришло время покидать гостеприимную гостиницу «Европейская», потому что закончилась вся-вся водка, Басинскому вдруг приспичило. Спиной к нам стояли двое японцев в чёрных в костюмах. Басинский решил, что это местная охрана, и говорит: товарищи, а где здесь в туалет можно сходить русскому писателю? А те же не понимают!.. Но Басинский знай гнёт свою линию: где туалет, и точка! Еле-еле отбили от него тех японцев. На крик сбежались охранники, какие нужно, и говорят: а вот там, товарищ. Даже не заругались.
Всё-таки культура человеческих отношений в Петербурге гораздо выше, чем в изнасилованной компрадорской буржуазией Москве.
В Петербурге компрадорской буржуазии дают прикурить, чтоб не ходила тут! А то, что он, Петербург, разваливается, так это даже и хорошо. Лучше разваливаться без буржуазии, чем жить с буржуазией и без нравственного чувства над головой. Руины города на Неве (лишь кое-где в центре кокетливо подкрашенные и затянутые рекламирующими Трёхсотлетье рекламами) живо напомнили мне руины Рима или Афин. Триста лет – тоже срок. Особенно если компрадорская буржуазия кругом.
Сделал между делом открытие. Понял, почему юмористы, как правило, такие скучные, унылые люди. Это же так скучно – смешно жить!
И даже не скучно, а как бы это сказать…
Юмор, он что делает? Замораживает, анестезирует, делает нечувствительным к смерти. А жить вечно – скучно. Будто бикфордов шнур горит обратно от бомбы. Заранее известно, что ни хрена не случится.
Интересно, исчерпаемо ли чувство юмора? Может, это такая яма, от которой чем больше берёшь, тем меньше она становится?
Хотелось бы взглянуть на исписавшегося юмориста. Оживлённый, радостный человек, выкопавший сам себя из могилы. Или наоборот: пыхтел, старался человек делать смешно, и ничего не получалось, а потом вдруг – ап, стало получаться, а почему? Зачем? В обмен на что? «Тема небольшого рассказа».
Ещё смешное: двое шутов, говорят про третьего шута, который женился, завёл дом, детей и отошёл от дел: «Выдохся».
Чтобы появились силы сделать сейчас то, что нужно сделать сейчас, а тянет отложить на потом, нужно отложить это на потом.
Бестселлер гнётся и скрипит (Национальный), потому что «Русский сюжет» теперь. Десять тысяч у.е. Сто тысяч тиража экземпляров! Каждому.