Я занимался боксом до армии, потом еще какое-то время, когда служил. Выступал за округ, получал призовые места, но дальше не пошел, хотя мне пророчили неплохое будущее в этом виде спорта.
– Хм. Видно, неплохо, раз сумел отделать Боксера Джима. Тот в свое время даже пробовал выступать в классе профессионалов. Правда, далеко не пошел. Слабоват в коленках оказался, да и пил много. Я тебе, что хотел сказать, парень. Нам нужен боец для выступлений на арене. До этого у нас выступал Джимми, которого ты сегодня хорошо отделал, но он так часто прикладывается к бутылке, что его пора уже менять. Да и сказать честно, приелся он публике. Мы иногда приглашаем бойцов со стороны, но наемники частенько влетают нам в копейку. Ты нам подойдешь. Возражений не принимаю. При другом раскладе ты бы сейчас рыб кормил. Надеюсь, это тебе понятно?!
– Еще бы не понять!
– Мне вот другое интересно. Ты чего не удрал? Время ведь у тебя было.
Я замялся. Незачем было цеплять к себе Дикки. Похоже на то, что наши пути с ним разошлись.
– Ладно. Не хочешь, не говори. Я и так узнаю.
Глава 3
Город в те годы полностью отвечал словам преподобного Тэлмеджа, известного проповедника, который назвал его «современной Гоморрой». Еще он так сказал о Нью-Йорке в своем выступлении в Бруклинской церкви: «Город, став прибежищем для убийц, проституток и аферистов, умирает на наших глазах, корчась в развалинах и вывалявшись в мусорных свалках, помоях и конском навозе».
Крысиные бега, игорные притоны, китайские опиумные курильни, кварталы красных фонарей, салуны и бары, где продавали суррогат виски по десять центов за порцию. Все это было неотъемлемой частью Нью-Йорка второй половины девятнадцатого века. Завсегдатаями подобных заведений в основном были карманники, бандиты, убийцы и аферисты, наводнившие город. Десятки банд держали в страхе целые районы. В ночное время суток в некоторых районах города человеческая жизнь стоила ровно столько, сколько находили у трупа в карманах, и, чтобы выжить на улицах Нью-Йорка, нужно было иметь жесткость, хладнокровие и полное безразличие к своей и чужой жизням, так как здесь жили, придерживаясь только одного правила: «Каждый сам за себя».
Мне сняли комнату в квартале от клуба Мясника, где предстояло выступать. Темная комнатушка с грязным, мутным окном. Койка, шкаф и умывальник – это все, что составляло меблировку этой дыры, впрочем, ничего другого в нее бы и не поместилось. Единственное, что меня хоть немного радовало, так это то, что за эту дыру мне не приходилось платить. Три раза в неделю я тренировался, а по субботам и воскресеньям выступал на арене. Сначала была заранее объявленная схватка с кем-нибудь из боксеров или борцов, уже заработавших себе имя выступлениями на арене, потом минут через двадцать приглашали всех желающих помериться силами с победителем. Приз победителю – пятьдесят долларов. К моему удивлению, среди зрителей находилось немало любителей помериться силами с профессионалами. К последним, в своем большинстве, относились матросы с кораблей. Дрались они зло и жестко, применяя весь набор запрещенных приемов, которые только мог придумать человек в ущерб своему ближнему.
За каждый такой вечер я получал пятнадцать долларов. В дни, свободные от тренировок и выступлений, работал в заведении, принадлежавшем Мяснику, охранником и вышибалой. Кабак представлял собой смесь бара и танцевальной площадки. Столиков как таковых здесь не было. Вдоль двух стен стояли длинные скамьи, а захотелось выпить – иди к стойке. Внутри заведение Мясника представляло собой, если можно так выразиться, дешевую пышность. Бумазейные занавеси, грубая лепнина и вперемешку развешанные по стенам картины и литографии на фривольные и морские темы. Назывался кабак «Путеводная звезда», а ниже названия на огромных железных крюках перед входом болталась вывеска «Большие вечерние танцы». Женщин в него пускали бесплатно, а вот мужчинам приходилось платить за право потанцевать и выпить – двадцать пять центов.