Хоббит, который слишком много знал

— Так, значит, заключение в каком-нибудь неприятном месте мне не грозит, — задумчиво протянул Уриэль. — Интересно, что вы, майары, приготовили мне вместо этого?

– А с чего ты взял, что я пришел, чтобы наказать тебя? Разве я не могу зайти в гости к интересному эльфу, посидеть, попить вина, побеседовать о разных вещах?

— Значит, ты здесь как частное лицо…

— Частнее не бывает.

— И валары ничего не знают?

— Ничего.

— Ты собираешься им что-либо сообщать?

— Пока я не вижу причин тревожить начальство. Прямой угрозы в твоих действиях нет, прямого приказа реагировать на действия, подобные твоим, я не получал. — Олорин хихикнул. — Думаю, Манве даже в кошмарном сне не может себе представить того, что сейчас происходит.

— А что в этом такого кошмарного? — удивился я.

— Да, в общем-то, ничего. — Олорин еще раз хихикнул. — Если не считать того, что Нуменор отдыхает.

— Что ты имеешь в виду?

— Бедные нуменорцы, как наивны они были! Жалко, что они не видят тебя, почтенный Уриэль. Вот как надо действовать! Тихо, спокойно, без лишнего шума, не устраивая массовых истерик или, тем паче, массового кровопролития, медленно и методично изучать творение Эру на предмет ошибок и неточностей, а обнаружив слабое место, не орать на весь мир, типа я теперь самый крутой маг во всей вселенной, а неспешно прикинуть, что можно извлечь из этого слабого места, и искать следующее. Я вот не понимаю, как ты ухитрился добраться до идеи прямого обращения к элементалам? Манве был уверен, что это абсолютно невозможно без предварительного знания, он даже не стал серьезно маскировать прямой доступ к основам мира. Кстати, раз уж речь зашла об основах, что это за первоосновы такие? Ты добрался до исходных текстов мироздания?

— Что ты называешь исходными текстами? — спросил Уриэль.

— Это наш майарский жаргон. Исходный текст — это исходная форма заклинания, существующая в сознании заклинающего. Она может быть записана в виде текста, хотя потери смысла, конечно, неизбежны.

— Ну, если в этом смысле… нет, до исходных текстов мироздания я не добрался. Не думаю, что у Эру такое извращенное сознание, что он думает на языке первооснов.

Олорин хихикнул в очередной раз:

— Сознание Эру куда более извращено, чем ты можешь себе представить. Ну да хрен с ним. Я, собственно, пришел сюда не из-за этого. Кстати, следует отдать тебе должное, ты неплохо разыграл этот спектакль с кольцом. Я так и не понял, каким образом ты провел олицетворение.

— А это ты тогда посещал Средиземье?

— Я, кто же еще. С тех времен когда я возился с Кольцом Всевластья, у Манве появилась дурная привычка — чуть что в Средиземье не так, сразу давай, Олорин, спеши на помощь. Будто больше некому! Так все-таки, как ты меня олицетворил?

— Я и сам толком не понимаю, — задумчиво произнес Уриэль. — Иногда мне кажется, что когда Эру придумывал врата миров… Или кто там их придумывал?

— Эру. Такие вещи он никому не доверял.

— Так вот, думается мне, что Эру то ли с выпивкой перебрал, то ли еще что… Очень уж глупо это построено.

— Почему глупо? Ты не пробовал путешествовать между мирами без помощи врат?

— Кто бы мне позволил?

— Гм… да. Но, поверь мне, врата миров — просто замечательный инструмент. Однажды в молодости я ради интереса попробовал пробить канал из Белерианда в Валинор… брр… — Олорин передернул плечами. — Лучше бы не пробовал.

— Раз врата миров такая крутая вещь, почему при доступе не проверяется ключ силы?

— Ключ силы — ты так называешь доступ творца?

— Не знаю, что такое доступ творца, а ключ силы — это магическая структура, которая у всех магов Средиземья одна, а у вас, майаров, — другая.

— Не понимаю. Можно творить заклинания с обычным доступом, а можно с доступом творца. Во втором случае доступно большее.

— А как включается доступ творца?

— Есть элементал… — И Олорин с Уриэлем углубились в высоконаучный разговор, в котором я понимал от силы одно слово из трех, да и то в основном предлоги. Минут пять я послушал, о чем они говорят, а потом пошел играть с Долгастом.

11

На следующее утро, выйдя на улицу, я увидел, что Олорин и Уриэль сидят на крыльце моего дома. Олорин курил очередную трубку, Уриэль грыз подсолнечные семечки, аккуратно сплевывая шелуху в кулек, свернутый из пергамента, на котором угадывались многократно зачеркнутые магические письмена. И они по-прежнему вели научную беседу.

— Значит, каждая входная нить кодируется ровно четырьмя рунами… — говорил Олорин, — когда мы вернемся, почтенный Уриэль, я не отстану от тебя, пока ты не объяснишь мне, старому дураку, как все это действует на практике.

Я чуть не упал на месте от потрясения. Великий Гэндальф, создатель и аватар хоббитов, признает, что по сравнению с моим Учителем он — старый дурак! И пусть он произносит эти слова с иронией, в каждой шутке, как говорится, есть доля шутки. Теперь мне придется смотреть на Уриэля другими глазами.

Уриэль совершенно не отреагировал на самоуничижение старого майара. Он спокойно сказал:

— Боюсь, это займет много времени, но ничего, у нас в руках вечность. — Он заметил, что я вышел на крыльцо. — Привет, Хэмфаст!