Хоббит, который слишком много знал

— Я лучше знаю, что хоббичье, а что эльфийское, — возразил Уриэль. — То, о чем я говорю, я знаю из личного опыта, а ты — из народных преданий, в которых правды осталось от силы на одну пятую.

— Как это на одну пятую? А остальное что — ложь?

— Остальное — неумышленные искажения при передаче легенды из поколения в поколение. Короче, Хэмфаст! Заклинание самонаведения впервые опробовали за год до Исхода в лабораториях Кэрдана Корабела. Как оно попало к хоббитам — не знаю. Может, Фолко его как-то разузнал, может, еще как… не знаю. А почему им не владеют другие народы — так это потому, что вы, хоббиты, не дураки такую магию кому попало объяснять. Ваши вожди хорошо сообразили — сразу же пустили слух, что другие расы неспособны к этой магии, теперь в этом даже аннурские маги свято уверены.

Я не знал, что и сказать по этому поводу. Уриэль тем временем не унимался:

— Так вот, заклятие самонаведения — эльфийское, истребитель миазмов придумали люди, судьбу принимать тоже люди вас научили, хотя мы этот обряд знали задолго до них, только не рассказывали о нем никому. Вы, хоббиты, живете в своем лесу, как… как сурки, что ли, только и умеете брюхо набивать да песни петь. Не спорю, жизнь у вас тихая, мирная, да и счастливая, если другой не знать. А ведь если бы все было так хорошо, вряд ли ты принял бы мое кольцо.

Да уж, возразить нечего. Все молодые хоббиты проходят через увлечение древними легендами, наверное, каждый хоббичий подросток представляет себя в мечтах сильным и храбрым, как Фродо или Фолко, каждый мечтает о великих подвигах, только проходит время, хоббит подрастает и понимает, что нет в хоббичьем мире места подвигам. А если без подвигов жить не можешь — добро пожаловать в изгнание, и время покажет, кто ты таков — герой или никчемный отщепенец. Вот только героев за всю историю Хоббитании было всего пятеро. Но почувствуешь, как судьба поманит к великим свершениям, и уходишь навстречу неизвестности, пусть и знаешь, что скорее всего ничего хорошего в конце тропы тебя не ждет.

Так что, выходит, лучше жить, как люди, без правил и нерушимых законов, ежеминутно ожидая подлости и предательства от ближнего своего? Неужели без этого не бывает… как это называется по-научному… прогресса, что ли?

Я сказал об этом вслух, и Олорин со мной согласился:

— Ты прав, Хэмфаст, прогресса без неудовлетворенности не бывает. Если жизнь течет спокойно и монотонно, если все счастливы, если в жизни нет места несправедливости и насилию, то зачем что-то менять? Лучший способ стать счастливым — не замечать того, что тебя ранит, концентрироваться на радостях, отворачиваться от горестей. И тогда тебе не нужен никакой прогресс.

— Только что хорошего в таком счастье? — Уриэль встрял в монолог Олорина. — Если так подходить к этому делу, лучше всего добыть где-нибудь сто фунтов желтой пыльцы, да и провести остаток жизни в вечном блаженстве.

— От желтой пыльцы долгого блаженства не бывает, — возразил Олорин, — месяц-другой, а потом все, с пыльцой чувствуешь себя, как раньше без нее, а без нее, как раньше, когда зуб болел.

— Да какая разница, от чего ловить наслаждение? — вскинулся Уриэль. — Пыльца, вино, вера, как у харадримов, или порядок и справедливость, как у хоббитов, — в любом случае общество превращается в болото. И когда настанет время, те, чьи предки были несчастны, займут место тех, чьи предки были счастливы.

— Так ты считаешь, что прогресс должен стоять выше счастья? — поинтересовался Олорин.

— Конечно!

— Мы с Курумо много спорили об этом. — Глаза Олорина подернулись дымкой воспоминаний.

— С кем? — перебил его я.

— С Курумо. Тебе он известен как Саруман. Когда мы вступили в Средиземье, мы оба приняли другие имена. Я стал Гэндальфом, а Курумо — Саруманом. Так вот, Курумо говорил примерно то же самое, что и ты, почтенный Уриэль.

— Саруман был дурак! — воскликнул Уриэль.

— Ну не скажи… С хоббитами у него, конечно, глупо получилось, а вот с орками он поработал очень даже неплохо. Думается мне, без Курумо орочье племя давно бы уже исчезло с лица земли, как вы, эльфы, не обижайся, Уриэль, а ведь орки до сих пор живут, пользуются уважением, признаны полноправной разумной расой. Курумо, как и Саурон, слишком заигрался с темной стороной, озлобился, стал творить совсем уж очевидные глупости. И сгинул по дурости…

— Как это случилось? — хором спросили мы с Уриэлем.

— Нечего ворошить прошлое, — отрезал Олорин, — умер он глупейшим образом, а как — я вам не скажу, не хочу, чтобы вы над покойником смеялись. Так о чем бишь я… В общем, раньше я думал, что время нас рассудит, и, когда Курумо погиб, я решил, что последняя точка поставлена. А сейчас смотрю на свою любимую Хоббитанию и на нелюбимый Мордор и уже не так уверен в своей правоте. Может быть, я зря в свое время остановил Курумо…

Воцарилось долгое молчание. Моя душа переполнилась новой информацией, а мои мозги, похоже, перешли в режим, когда они могут только впитывать новые знания, а что-либо осмыслить сил уже нет. Безумие какое-то… Гэндальф говорит, что Саруман, возможно, был прав. Бред!