Хоббит, который слишком много знал

И халфлинги наносят первый удар. Мечи и трезубцы взлетают и опускаются, ядовитые плевки с мерзким шипением рассекают воздух, некоторые русалки, не надеясь на яд и примитивное оружие, разбрасывают атакующих ударами мускулистых хвостов, но этот прием недолго приносит успех — халфлинги не зря славятся ловкостью. Однако победа дается нелегко, сверху хорошо видно, как в центре строя четыре шеренги сжимаются в три, а затем и в две по мере того, как живые занимают места убитых и раненых.

Русалки сбиваются в кучу, пытаясь соорудить какое-то подобие строя, края халфлингской фаланги загибаются, грозя сомкнуться в кольцо. Зелено-голубая масса, ощетинившаяся трезубцами, уже охвачена с трех сторон, и вот все кончено, внезапно, как это всегда бывает.

Натка не сразу выходит из оцепенения. Я наполняю ее бокал и вкладываю ей в руку.

— За победу! — говорю я.

Натка машинально отпивает половину бокала и чуть-чуть приходит в себя.

— И часто? — спрашивает она.

— Что часто? — не понимаю я.

— Часто происходят такие сражения?

— Да почти каждый день.

— Бедный мой, — говорит Натка и испуганно зажимает рот.

— Не бойся, — говорю я, — я не причиню тебе вреда.

Мы сидим за столом еще некоторое время, но разговор не клеится, а еда давно успела остыть. Потом командир шаманов выходит на связь доложить о добыче и потерях, мы долго разговариваем, а когда разговор заканчивается, оказывается, что Натка уже ушла. Ну и хорошо, все равно от нее в таком состоянии немного пользы.

Я ожидал найти в озере запас маны, но моим надеждам не суждено сбыться. Единственной добычей этого боя был лук. Очень хороший лук, щедро напоенный магией, достаточно сказать, что обычная стрела, будучи выпущенной из него, при попадании в цель вспыхивает первородным пламенем. Но воспользоваться магией этого лука может только герой, а среди моих героев нет лучников. В общем, бесполезное приобретение, ни в коей мере не окупающее шестьдесят халфлингских жизней. Хорошо хоть, что узел захвачен, да и то… Вряд ли я накоплю запас маны, необходимый для призвания духа, раньше чем через месяц.

10

Следующее утро было посвящено зачистке очередных руин, на этот раз на берегу Моря Ящеров, на полпути из Корнвелла в Бирмингем. Руины охраняли полсотни скелетов и столько же зомби, и мое войско, состоящее из халфлингов и людей, справилось с нежитью играючи, живых мертвецов просто расстреляли издали, как мишени в тире. Эта победа принесла мне сто фунтов золота, которые я немедленно переместил в свою башню.

Когда Натка принесла обед, я пребывал в радостно-благодушном настроении. На этот раз я не потащил ее в заклинательный покой, мы обедали в столовой. Натка почти не протестовала против того, что я заставляю ее разделять мою трапезу, она по-прежнему чувствовала себя неудобно и стесненно, но теперь эти чувства не заставляли ее дергаться, нервничать и говорить глупости.

— За победу! — сказал я, поднимая бокал с вином и, когда мы выпили, Натка спросила:

— Великий Оберик, ты все еще отмечаешь вчерашнюю победу?

— Нет, Натка, сегодня мои бойцы истребили сотню живых мертвецов и добыли мне около пятидесяти тысяч золотых.

По лицу Натки проскользнула тень.

— Сколько из них погибло, зарабатывая это золото?

— Нисколько, нежить не успела приблизиться на дистанцию удара. Их расстреляли издали, как зайцев на охоте.

Натка пожала плечами и уперлась взглядом в тарелку. Некоторое время мы молча ели, и я чувствовал, что она что-то хочет спросить, но не решается. Наконец я не выдержал.

— Спрашивай, — сказал я.

— Что?

— То, что хочешь спросить. Я же вижу, тебя что-то мучает.

Натка задумалась на несколько секунд, а потом заговорила, мучительно подбирая слова:

— Великий Оберик, я даже не знаю, как сказать… За последнюю неделю… или две… Ну, с тех пор, как в башню вошел Хэмфаст… Ты так изменился…

— В лучшую сторону или в худшую? — Я был уверен, что знаю ответ, но то, что сказала Натка, оказалось для меня сюрпризом.

— Не знаю, — сказала она. — Ты стал добрее, перестал ругаться, ты больше не смотришь на меня как… как на червя какого-то… Ты как будто стал уважать смертных.

— И что же в этом плохого?

— В этом — ничего. Но… Говорят, ты задумал большую войну.

— Кто говорит? Отец?

— Нет, — быстро ответила Натка, и я сразу понял, что она лжет. Боится, что мой гнев обрушится на почтенного Мусиора.

— Не бойся, — сказал я, — я не сделаю ничего плохого ни тебе, ни твоему отцу. У меня нет причин желать вам зла. Говорят, я задумал большую войну… Можно и так сказать, но эта война направлена только против нечисти, но не против разумных. Ты видела вчера, с кем воюют мои воины.

— Да, видела, но… Ты так легко бросаешь на убой сотни бойцов…

— Почему же на убой? — я чуть-чуть обиделся. — Я еще не проиграл ни одного боя, и ни в одном бою мои воины не потеряли больше половины личного состава.

— А сколько всего погибло разумных в этой войне?

Я задумался, вспоминая все прошедшие битвы:

— Четыреста… Может быть, пятьсот. Вряд ли больше.