Хо

Ольга не обратила внимания на его растущую тревогу, увлечённая своими объяснениями. Она приподняла левую руку и слегка потрясла кистью в воздухе, как будто стараясь себя немного приободрить таким произвольным жестом.

— Ка-кое? — голос Евгения стал гробовым.

Его челюсти шевельнулись, исторгнув этот страшный вопрос, и сжались намертво, до хруста в зубных корнях, до крови из дёсен. Этот вопрос был лишним. В тот момент, когда он его задал, Ольга уже открыла было рот, чтобы самой назвать это слово. Она слегка опешила, но опять не обратила внимания на ужас, которым было охвачено его осунувшееся почерневшее лицо.

— Хо.

Он вздрогнул. Он знал этот ответ. Он был готов к нему. И всё равно это имя воткнулось в его истерзанный разум ржавым гарпуном. Как много оно в себе таило. Усталые невидимые глаза безжизненно закрылись под чёрными стёклами. Челюсти ослабили натиск и между ними просочился лёгкий вздох — вздох обречённого на смерть. Одно это слово было олицетворением ужаса. Не говоря уже о том, что оно в действительности олицетворяло.

Оля сказала «Хо». Её нежный приятный голосок вынес его на своих тонких бриллиантовых крыльях навстречу ему. Слово сорвалось с нежных вожделенных губ, опоганив их сквернее самого непристойного ругательства. Рассекло тёплую атмосферу кабинета, ледяным топором вонзившимся между ними. Порхнуло с её уст чёрной траурной птицей, превратившейся в скользкую ядовитую гадюку. Исторглось надменным смехом уродливых демонов из самых глубин пекла.

И сразу повеяло прохладой сырого подземелья. Хо. Знает ли она сама, несчастная, чьё имя произносит так легко и просто?! Нет. Не знает. И не должна знать. Но ведь если она заинтересуется… Если спросит, то он должен будет… В голове Евгения бушевало адское пламя. Она смотрела на него. Такая наивная. Такая беспомощная. А он ничем не мог ей помочь. Ведь оно возвращалось. Близилась очередь его хода в этой безумной, жестокой игре-схватке. И несчастный никак не мог ему помешать. Теперь всё зависело только от Ольги. Как она поступит? Не поверит и спасётся, или поверит и…

— Прости. А ты уверена в том, что она произносит именно слово «Хо»?

Он всё ещё надеялся. Всё ещё цеплялся за что-то. Как тонущий человек хватается за доски, или щепки, не способные удержать его на поверхности. Он говорил почти шёпотом, боясь придать ей решимость. В душе умоляя её опомниться, остановиться, заткнуться. Его имя он произнёс совсем тихо, сморщившись, как от болезненного приступа. Напряжение достигло апогея. Губы вновь раскрылись, слегка дрожа.

— А может она говорит, к примеру, «Ох»?

— Да нет же. Я чётко слышала это слово. Оно похоже на резкий приглушённый выдох. «Хо! Хо! Хо!» — так она говорит.

Ольга говорила, ни о чём не подозревая. Повторяла мрачное заклятие, окутывающее её невидимыми путами обречённости. А слова всё разлетались по комнате чёрными нетопырями. И при каждом слове Евгений едва заметно морщился, стискивал зубы, сжимал веки, словно в его сердце вонзалось острое лезвие ножа, словно эта девушка, сидящая напротив, секла его нервы тонкой бритвой, словно его жизнь укорачивалась ещё на один год. Он врастал в своё кресло, чувствуя как рубашка прилипает к спине, покрытая липким ледяным потом. «Она хочет это знать… Скажи ей!» Очки запотели. Язык приклеился к нёбу. Между зубов, по дёснам заструилось что-то тёплое, солоновато-медное на вкус. Хо! Хо! Хо! Она уже замолчала, а слова всё мечутся и мечутся по комнате, соприкасаясь со стенами и выбивая на них волновую рябь. Магия чёрного ужаса. От неё не скрыться даже в мире собственной фантазии. Мурашки побежали по холодеющей коже. Сердце стало останавливаться. Ольга смотрит на него с растерянным удивлением, ожидая его ответа. А он не может вымолвить ни слова. Лишь чувствует, как что-то обволакивает его ступни, ползёт выше, к коленям, обвивает ноги тугими холодными щупальцами-проводами. Выше, выше. К поясу, к груди… Захлёстывает лёгкие, зажимает сердечную мышцу, сползает по рукам, делая их ватно-бесчувственными, расслаивается, струясь к горлу, к гортани, к языку, глазам, ушам — к мозгу! На отвоёванные территории, на те позиции, которые ему уже не принадлежат… Из желудка пахнуло омерзительным запахом подвальной гнили, как будто он заживо разлагается. Последняя вспышка человеческого. Последний рывок мускула на лице — «Уходи, дура!!! Убегай пока не поздно!!! Не верь мне!!! Не верь ему… Ему…» Всё.

«Паркер» в одеревеневших пальцах, хрустнув, переломился пополам, как жалкая спичка. Ольга обеспокоено взглянула на собеседника. Но ничего подозрительного больше не происходило. Прошла минута, а он всё также задумчиво молчал. И лишь непонятное напряжение заметно его отпустило. Выступающие вены спрятались обратно под кожу, морщины разгладились, капельки пота растаяли, губы слегка разомкнулись, пропуская сквозь зубы короткое дыхание, руки расслабленно легли на стол, выронив остатки изуродованной авторучки. И бледность исчезла с лица. Он вновь улыбался. Загадочно, беспричинно, надменно.