Хмельницкий (Книга первая)

- Наливайко, Зинько, давно уже нет в живых. Вот это был казак... богатырь! Он боролся с панами католиками и с польской Короной за свободу для нашего православного народа. Он хотел, чтобы чигиринцы, черкассцы, переяславцы и звенигородцы сами, без польской Короны, управляли своей землей, чтобы объединились с русским, одной с нами веры, народом. Он боролся за то, чтобы каждый обрабатывал землю для своей семьи, для своих людей, а не для воевод-католиков, коронных войск и шляхты. Вот каким был Северин Наливайко!.. В медном быке сожгли его шляхтичи и католики...

- Так они, эти слепцы, наверное, защищаясь, убили полковника, который хотел засадить их в острог за то, что пели думу о Наливайко?

- Ну конечно, мой славный сынок. Тот полковник набросился на них, а кобзарь, может быть, хотел отомстить...

- За что, мама? - поторопился мальчик.

Матрена даже смутилась, почувствовав, что обмолвилась.

- За что? - вздохнув, переспросила она.

Мальчик поднял голову и посмотрел на мать. У нее дрожали губы, горели щеки...

- Не буду больше спрашивать тебя, мамуся... Ты опечалена... Тебе жаль полковника? Я разыщу Мартынка, он мне все расскажет. Он не жалеет полковников.

- Я и сама расскажу, - снова вздохнула она. - А жаль мне Наливайко. Матери всех жалеют.

- И полковника, мама?

- Да я ведь его не видела, сынок, а кобзаря знаю. Это побратим Наливайко и Ивана Болотникова. Этим двум казакам глаза выжгли за то, что они ходили спасать Наливайко. Может, тот же коронный полковник и выжигал, разве я знаю? Как же я могу печалиться по нем?

И она умолкла, задумавшись. А на землю уже спускался вечер, исчезли длинные тени от тополей, сгустились сумерки.

- Мама, - сказал Зиновий, дергая мать за рукав, - когда же это все было, что я и не знал?..

- Когда это было, сынок? В тот день, когда в Варшаве из раскаленного на костре медного быка раздался последний стон казнимого Наливайко, в Переяславе, где мы тогда жили, прозвучал твой первый в жизни крик. В тот день умер Наливайко, а ты, мой мальчик, родился...

4

Надвигалась теплая ночь. За лесом, на западе, еще серело небо, а на востоке, из-за Чигирина, оно затягивалось черной пеленой. Появились первые звездочки, вначале по одной, а через минуту - словно их кто-то из пригоршни высыпал - усеяли они пятнами небо, подчеркивая темноту ночи, смягчая сумерки. Со стороны Тясьмина потянуло свежим ветерком, заквакали лягушки, и их перекличка разнеслась над двором вдовы-казачки Пушкарихи, жившей теперь только вдвоем со своей невесткой Мелашкой.

У ворот, опершись на створку, стояла старуха и пристально смотрела на тропинку, по которой субботовцы ходили напрямик в Чигирин. В темноте она мало что могла разглядеть, к тому же от напряжения ее глаза слезились. Точно растаяла в вечерних сумерках широкая, крепко утоптанная тропинка. Затем и черный перелесок как бы утонул в небе, слившись с мириадами маленьких звездочек. А старуха все стояла, всматриваясь в даль, протирая рукавом глаза, будто от этого ночь могла стать светлее.

- Где-то они заночуют? - Тяжко вздохнув, подумала вслух она. - Погубят дитя.

И тотчас услышала тихий оклик:

- Бабушка, бабуся! Это вы?

- Да я же, я, Мартынушка, дитя ты наше горемычное... - запричитала она, не повышая, однако же, голоса.

Из ночной мглы, совсем не с той стороны, куда смотрела старуха, выскочил Мартынко. Он нырнул в ворота, обхватил руками бабушку, прижался к ней, зашептал сквозь слезы:

- Тихо, бабуся, тихо... Где мама?

- Что с тобой, мой милый?.. Мама в хате с тетей Лукией. Тетя больна, к ним нельзя. А где же...

Но Мартынко не дослушал. Ухватив бабушку за руку, он потащил ее от ворот в глубину темного, окутанного мраком двора.

- Дядю Карпа сейчас... его уже, наверное, и нету...

- Мартынко, что ты мелешь? Где дядя Карпо, где дедушка Нечипор? допытывалась старуха, тряся мальчика за плечи, словно хотела разбудить его.

- Дедушка Нечипор в лесу, возле Тясьмина. С ним еще трое казаков с челном...

- А дядя Карпо?

В это время скрипнула дверь и на пороге появилась Мелашка. Она тихо позвала:

- Мама! Мама, где вы, идите в хату, а я тут постою... У Лукии начались схватки...

- Ой, господи, беда... "Отче наш, иже еси на небеси..." Мелася, Мартынко вот тут... "Да святится имя твое..."

- Мама, быстрее! Мартынко, все пришли?..

Все трое прижались друг к другу в темноте. Мартынко старался шепотом рассказать что-то матери, но его душил плач. Мелашка с трудом разобрала, что "полковника Заблудовского все-таки задушили...". Вдруг раздался душераздирающий крик роженицы, и старуха бросилась в хату, понимая, что сейчас она там нужнее.

Мелашка, присев на завалинке, наконец немного успокоила сына и все от него узнала. Она задумалась... Значит, слепой кобзарь Карпо Богун все-таки добился своего, задушил Остапа Заблуду, но и сам попал в беду. Да еще в такой день... Жена родит, а ему, отцу этого несчастного дитяти, угрожает смерть на колу. Сиротой родится второй ребенок Карпа Богуна...

5