Однако такой вывод не вписывается в искусственные конструкты «национально мыслящих» украинских историков, уверяющих, что присоединение к России не принесло Украине никаких благ, сделав её «жертвой российского империализма». Националистически настроенные авторы настаивают на том, что Переяславская рада не отражала исторического выбора украинского народа, а стала «политической спекуляцией Российской империи» и «трагедией Украины» [4, с. 2]. Подобные тезисы сопровождаются жёсткой антироссийской риторикой, являясь плодом умозрительных схем с очевидной галичанской, прозападнической окраской. Эти схемы могут возникать лишь при полном игнорировании документальных источников, а с ними и исторических фактов.
В постсоветских учебниках украинской истории растиражирован тезис о том, что гетман Богдан Хмельницкий своей целью ставил не объединение Украины с Россией, а «строительство независимой украинской державы», а к российскому царю обращался лишь за военной помощью. Авторы таких учебников утверждают, что в Переяславском договоре 1654 года речь шла не о вхождении Украины в состав Российского государства, а о «конфедерации, созданной против внешнего врага», об «отношениях номинального вассалитета или протекции» [5, с. 177]. По логике этих авторов выходит, что воссоединения как такового и вовсе не было: «Украина не входила в состав России, а получала её защиту взамен на признание номинальной зависимости от царя Алексея Михайловича….Сам Хмельницкий рассматривал соглашение с Россией как временный взаимовыгодный военно-политический союз в условиях неравной борьбы Украины с Польшей» [6, с. 123].
Тезис о «временном характере союза гетмана с Москвой» не согласуется с фактами реальной истории, которые говорят сами за себя: Хмельницкий много раз обращался к московскому правительству с настойчивыми просьбами принять Украину в состав Российского государства. Начало было положено письмом гетмана к царю Алексею Михайловичу от 8 июня 1648 года. Рассказав об успехах казачьего войска в вооружённой борьбе против поляков, Богдан обратился к царю за военной помощью, призванной способствовать освобождению южных русичей от «безбожных неприятелей, опустошающих нашу землю», и провозгласил: «Хотим мы в своей земле такого самодержца господаря, яко Ваша царская вельможность православный христианский царь….Милости Вашего царского величества покорно отдаем себя» [7, с. 33].
В 1648–1653 годах Хмельницкий обращался к царю более тридцати раз. Особую активность гетман проявил в 1652 году, когда он написал царю три личных письма, отправил в Москву два больших посольства и при этом ещё постоянно снабжал царское правительство информацией, передаваемой через путивльского воеводу Фёдора Хилкова. На фоне этих фактов тезисы нынешних украинских историков об «империалистических замыслах» и «политических спекуляциях» правительства Алексея Михайловича выглядят как минимум некорректными.
Важно отметить, что гетман Хмельницкий был далеко не первым из тех, кто просил московских царей присоединить Украину к их владениям. Исторические документы ясно свидетельствуют: подобные просьбы регулярно поступали из Украины в Москву, начиная с 90-х годов XVI века, т. е. за полвека до Хмельницкого. Первым призвал царя взять Украину под свою власть казачий вождь Кристоф Косинский, возглавивший крупное восстание против польских властей в 1591–1593 годах.
Затем посольство в Москву с просьбой принять Запорожское войско в российское подданство направил гетман Пётр Сагайдачный. В 1622 году схожая просьба к царю, касавшаяся всей Малой Руси, прозвучала из уст епископа Исайи Копинского. Два года спустя киевский митрополит Иов Борецкий уговаривал царя Михаила Фёдоровича озаботиться судьбами жителей Южной Руси, напомнив ему, что они «единоутробны твоему российскому племени, людям твоей державы и самому твоему царскому величеству» [8, с. 47].
Слова Борецкого подтверждены всем ходом русской истории. До XII века Русь была единым государством, её население обладало общими культурно-этническими характеристиками. Во время раздробленности юго-западные русские земли вместе со столичным Киевом оказались под властью литовской династии Гедиминовичей. На первых порах идентичности русских в Литовском княжестве почти ничто не угрожало: русские области в нём составляли девять десятых всей территории, позиции православия были прочными, при великокняжеском дворе и в делопроизводстве использовался русский язык.