За это время Дункан едва проронил хоть слово, но несколько порций эля развязали ему язык. Сперва он ходил вокруг да около: говорил о былых днях в Абернети, о том, как играли в солдат на ячменных полях, как бегали за местными девчатами, а потом, как Сэтон и предвидел, заговорил о той судьбоносной ночи в Арброте.
— А ты задумывался, — спросил Дункан, — какой бы стала наша жизнь, отправься мы по домам, а не в ту таверну?
Сэтон покачал головой.
— Мы поступили правильно. По крайней мере я. Десять лет на ферме, и я превратился бы в своего отца… пьянчугу, вымещающего разочарование на какой-нибудь бедняжке и выводке мрачных детей. Вместо этого я повидал мир. Поездил по Европе и еще дальше. Я работал на королей и видал падение империй.
— Значит, ты не жалеешь?
Я не скажу тебе, здоровяк. Пока не задашь верный вопрос.
— Я жалею лишь о том, что я не такой, как ты, здоровяк, — сказал он. — Я промотал последние годы, сражаясь в битвах, которые не выиграть, и бунтуя против того, что не изменить.
Дункан долгие мгновения смотрел в огонь, прежде чем ответить:
— Если честно, я тоже сумел прожить без сожалений… до минувшей ночи. Я полюбил этих людей. И они признали меня своим предводителем. Я обнаружил, что хочу пожить среди них подольше.
А вот и вопрос, отвечать на который я не хотел.
Дункан поднял глаза.
— Так скажи мне, Август, ибо должен я сделать выбор. Какова цена этих дополнительных лет? Какова цена огненного меча и твоих фокусов?
Теперь Сэтон отвернулся к огню.
— Я давно уже об этом не думал, — начал он. И вновь, пока он рассказывал, вернулись воспоминания.
Таверна в Арброте была все той же смесью уже напившихся и собирающихся это сделать. Сэтон спрашивал о невысоком старике, но никто не признавал, что знает его. Он решил, что от поездки толку не было, и устроился, чтоб выпить несколько порций эля. Где-то между пятой и шестой пинтами он понял, что человечек сидит рядом с ним. Его глаза отливали красным в свете очага.
— Ты недоволен тем, что получил? — спросил он Сэтона.
Сэтон много раз проигрывал этот разговор в голове, но теперь решение было перед ним, и он обнаружил, что колеблется. И заговорил он медленно, взвешивая слова.
— Этого недостаточно, — сказал он.
Старичок рассмеялся:
— Это часто бывает. Так скажи… чего ты действительно хочешь?
Слова вышли без раздумий.
— Власти. Силы. Уважения.
— Сильные слова, — сказал человечек. — А что я получу взамен?
— Мою душу, — ответил Сэтон.
Глаза человечка полыхнули огнем.
— Она уже моя. Боюсь, мне нужно больше.
— Больше чего?
— Больше душ.
Сэтон понял, что за последние минуты он снова напился. И перестал учитывать важность своих слов. Он оглядел таверну и увидел таких же, как он, людей, убегавших от того немногого, что имели. Он махнул рукой, указывая на посетителей таверны.
— По мне, так можешь забирать их всех.
Это все, что он сказал. Глаза человечка вновь полыхнули. Он оглядел комнату и улыбнулся.
— Еще двадцать лет подойдет?
Сэтон глянул Дункану в глаза.
— Я проснулся утром, будто без головы на плечах, все еще по-королевски пьяный. Хотел крикнуть, чтоб принесли еще эля. Но было некому. Все в таверне оказались мертвы, повержены на месте. Все, кроме меня.
Он поднял меч и послал голубой огонек по клинку.
— Я нашел его у себя на боку. Испанская сталь из Толедо, источник всех сил, что были мне даны.
Дункан смотрел на огонь.
— Ты пожертвовал другими ради себя? — прошептал он.
Взгляд друга был Сэтону неприятен. Он много раз видел такой взгляд на лицах врагов. Но он не ответил.
Дункан затих. Они пили в молчании, лишь треск поленьев в огне сопровождал их мысли, оба затерялись в размышлениях о сделанных ими выборах и тех, что предстояли. Здоровяк заговорил первым:
— Не знаю, смогу ли я, Август. Я должен защищать этих людей. И не могу их предать.
Сэтон вздохнул.
— А я не позволю тебя забрать. Ты последний мой оставшийся друг, здоровяк.
И снова наступила тишина.
— И что делать? — спросил Дункан.
Ответа у Сэтона не было, и времени обдумать его не дали.
В дверь замолотили.
— Выходи, тан, и приводи с собой чернокнижника.
Дверь распахнули. Шесть человек, вооруженных мечами, стояли на пороге.
— Мы пришли за чернокнижником, — сказал ближайший из них.
Сэтон потянулся за мечом, но Дункан, положив руку ему на запястье, остановил его.
— С этим боем я управлюсь, — сказал он.
Дункан встал меж людьми и Сэтоном. Меч он не достал.
— Вы его не получите, — заявил он. — Он под моей защитой.
Ближайший мужчина шагнул вперед.
— Он — слуга Дьявола.
Дункан рассмеялся.
— Но уже дважды он спас меня от Жнеца. Как вы это объясните?
— Он — слуга Дьявола, — повторил мужчина на пороге, но, похоже, он был уже не так уверен.
— Да, я и раньше тебя услышал. Ты намерен использовать этот свинокол или будешь стоять там, пока не заговоришь меня до смерти?
Ни один из мужчин не двинулся.
Голос Дункана смягчился.
— Уверяю вас, — сказал он, — мой друг не виновен в ваших горестях. Даю вам слово. Его же всегда ценили в этих краях?
Мужчины посмотрели друг на друга, потом на Дункана. И ушли, не сказав ни слова, а Дункан закрыл за ними дверь. И повернулся к Сэтону.