Хьюстон, у нас проблема

Я спокойно проинструктировал матушку по телефону, что и где надо нажать, чего не трогать ни при каких обстоятельствах – под страхом смертной казни, как все это сделать аккуратно, чтобы не свернуть камеру, а потом вскочил в ночной поезд до Варшавы, оставив в Закопане взбешенную до безумия Баську, которая поняла, что я полный идиот.

Я так нервничал во время этой поездки из Закопане в Варшаву, что не мог сомкнуть глаз даже на минуту. На вокзале я взял такси и всю дорогу подгонял бедного таксиста, так что он в конце концов не выдержал, повернулся ко мне и сказал, что нормальные люди не уезжают, когда у них жена рожает. Хотя в тот раз речь шла скорее о смерти, а не о рождении.

Я успел на два последних дня жизни моей липы.

Ее убивали по частям. Сначала – нижние ветки, потом суки повыше. Подъехал тяжелый грузовик с подъемником, в нем приехали двое мужиков с бензопилами. Липа становилась все худее, все меньше, все лысее, все короче… Ветки сыпались на землю с треском, прекрасное здоровое дерево встречало свою смерть с необыкновенным достоинством.

А камера все это записывала.

Я стоял и смотрел. С самого начала и до конца. Наверно, первый и последний раз в жизни я плакал, как мальчишка, как ребенок. Матушка вошла было в комнату, но я гаркнул на нее – никто не должен был видеть меня в таком состоянии.

Остались две ветки… одна… остался только пень, невысокий, и он все меньше, меньше, меньше…

Пенек.

Солнце садилось.

Потом подъехал экскаватор, высоко поднял ковш, опустил – и вырвал корень.

Осталась только яма.

У меня все болело.

Я подошел к камере и выключил ее. Может быть, я повел себя непрофессионально, может быть, нужно было еще хотя бы пару дней снимать – сделать такой «the day after», но это было бы непорядочно по отношению к дереву.

Липа умерла – и моя «Липа» в этот момент должна была закончиться.

Материалы я смог начать отсматривать только через пару недель. Чего там только не было, люди добрые!

Весна, лето, осень, зима.

Писающий под деревом пес – и писающий под деревом мужик.

Целующаяся пара – я узнал Анетку с первого этажа, и подтягивающая штаны девчонка-подросток, люди, ковыляющие мимо, – соседка матери пани Ядзя с мужем.

Дети, кидающие камни в скворечник, и женщина, которая снимает с ребенка грязный подгузник и, оглядевшись по сторонам, кидает его в кусты.

На улице и «Скорая помощь», и пожарная машина, и катафалк, и красный «Порше».

Люди, старые и молодые, дети спешат в школу, веселые студенты возвращаются с экзаменов.

Переезд соседей с третьего этажа, коробки, мебель, цветы в горшках.

Девушка с парнем и два обнявшихся мужчины, едва понимающие, на каком они свете.

Почтальон, который опирается спиной о ствол дерева, вынимает из сумки бумаги, какие-то читает, какие-то выбрасывает.

Крестный ход, Божья Матерь на чьих-то руках, девочки с цветами.

Моя мать останавливается и перекладывает сумки с продуктами из руки в руку. Какой-то мужчина предлагает ей помощь, и она отдает ему сумки – понятия не имею, кто это.

Какая-то пара бредет не торопясь, она на него бросается, а через минуту они обнимаются и целуются.

Парнишка, который падает с лестницы, смотрит по сторонам, потом поднимается, отряхивает коленки, а плакать начинает только тогда, когда к нему подбегает мать.

Маленький котенок с торчащим кверху хвостиком вцепляется лапами в ствол – и собака, которая упирается передними лапами в дерево.

Я не видел того, что видела липа. И того, что увидела камера.

На первом плане скворечник – сначала воробьи, смешные суетливые птички, носят веточки, какие-то пушинки, собачью шерсть – вьют гнездо, движение как на Маршалковской в час пик, потом суют в отверстие каких-то червяков, улетают, прилетают, улетают, прилетают – миллион раз за день, а потом пять молодых, едва оперившихся воробушков начинают свой первый и последний полет с липы. Покидают гнездо.

Потом через некоторое время синички – любопытствуют, свободно ли. Свободно. Выбрасывают из скворечника то, что так старательно собирали предыдущие жильцы, – веточки, какой-то мусор, все! Летают перья – птицы чистят скворечник.

Вот такие чистюли. Конечно, ничего себе квартирка, жить можно, но от предыдущих жильцов не должно остаться даже следа. И не потому, что они так уж плохо обустроили жилище, нет, птицы не такие дураки.

Каждое гнездо – одноразовое.

Скворечник использовать повторно можно, но старое гнездо уже несвежее, в нем могут быть паразиты. Поэтому нужно выкинуть все-все и принести свое, свежее, сухое, здоровое. И тогда уже, будьте любезны, можно и размножаться.

Только воробьи вылетели – заселились синички.

И вся игра с самого начала, только грудки желтенькие. Снова туда-сюда, та же колготня. Спереди нет никакой перекладины, это кто-то умно придумал, потому что если бы она была снаружи, то какие-нибудь другие птицы могли бы прилететь, подождать, пока маленькая головка высунется, – и привет! Сороки и сойки – хуже всех. Это такие две птицы, которые наводят страх на мелких окрестных птах, потому что питаются исключительно их яйцами и птенцами.