Хьюстон, у нас проблема

– Ты ешь, ешь, не стесняйся… Если придется делать большие перерывы между курсами химии – шансов очень мало. Нехорошо, если будут большие перерывы. Но даже в самом благоприятном случае лечение продлится никак не меньше двух месяцев, и мы должны быть к этому готовы.

Мы. Мы должны быть. Кто это мы? Это мою мать будут лечить.

Это она должна быть готова.

И я должен быть готов.

А еще я должен найти Геракла.

– Я знаю, – вру я.

Это вообще дело врача, а не его.

– Я рад. Ее организм станет совершенно беззащитен, химия – это ведь яд, который, как я надеюсь, спасет ей жизнь, – но все-таки это яд. Профессор Колач мне все объяснил.

Ему? Да с кем я вообще разговариваю?

Он заметил, видимо, мой взгляд, потому что поспешно пояснил:

– Твоя мама меня попросила…

Конец света. Это что же, клан игроков в бридж? Я всегда подозревал, что это секта, не люблю бридж. Я, конечно, слышал про великий еврейский заговор против всего мира и особенно нас, поляков… но чтобы игроки в бридж?!!

Киваю головой.

Мне еще нужно Геракла искать.

И Толстому надо позвонить.

И найти того сукина сына, который разрушил мою жизнь.

Кто мне прислал то фото?!!

– Я уполномочен разговаривать с лечащим врачом. Хочу, чтобы ты это знал. От нас очень много сейчас зависит. Очень много зависит от поддержки семьи, родных. Ну, и если бы ты смог принести в больницу Геракла… Твоя мать уже ведь озвучила тебе эту просьбу? Конечно, персонал не разрешит, так что надо это сделать тайком, а я, знаешь, очень щепетилен в таких вопросах, поэтому мы рассчитываем на тебя. Сделай это, прошу тебя, ей это так нужно перед операцией.

Да где я им возьму пса?!!

– Конечно, ведь матушка его по-настоящему любит, – говорю я и слышу звонок своего мобильного.

Бросаю взгляд: номер незнакомый, надо взять.

– Извините, – я поднимаюсь и иду в угол зала.

– Добрый день, я по объявлению, – информирует меня звонкий голос.

– Да? Вы его нашли?

– Это зависит… – мой собеседник переходит на шепот.

– От чего?

– Эта тысяча злотых – это актуально?

– Конечно, – подтверждаю я. – Так он у вас?

– Нет, он не у меня, но может быть у меня. Только мне нужна уверенность, что вы заплатите.

– Ну разумеется, я заплачу!

Я не знаю, что он хочет мне сказать, но чувствую в его голосе какое-то сомнение, колебание. Он что, держит мою собаку у себя в целях получения выкупа?!!

– А аванс дадите?

– Аванс?!!

– Я вам достану собаку, а вы мне потом отдадите все остальное…

– Простите, вы отуда звоните?

– Из Люблина, – отвечает мужик, и мне становится жарко.

– Но собака пропала в Варшаве, на Воле!

– Да я знаю, мне тесть звонил, а тут недалеко как раз такие есть. Только мне нужен аванс, а то они дорогие…

– Мне не нужна такая же собака – мне нужна та собака, которая пропала, вы понимаете?!!

Я отключаюсь.

Хрень какая. Куда катится мир?

Сажусь снова напротив профессора.

– Она пробудет в больнице еще две недели, а вот потом… – профессор печально опускает голову. – Хотя у нас еще будет время обо всем этом поговорить и все решить… а сейчас вообще еще рано.

Чего он хочет-то от меня? И почему его вообще все это так живо интересует? Ведь у нас с ним нет общей матери, разве не так?

С другой стороны, если подумать – то помощь ее друзей может и пригодиться, если будет тяжело. Я один со всем не справлюсь. Марта бы знала, что делать.

А так – он сегодня, пани Юлия завтра… а Клювик, глядишь, послезавтра.

А вот если бы я заболел – кто бы ко мне пришел?!!

– Нам всем судьба твоей матери небезразлична, – подтверждает он мои предположения.

– Я понимаю, – говорю я, на этот раз искренне. – И очень вам благодарен.

– Я вижу, что ты растерян…

Растерян?!

Черт, да по мне будто танк проехал: мать меня обманула, она может из всего этого не выбраться, я могу остаться сиротой, собака у меня пропала, я просрал – сам, единолично! – самые важные и прекрасные отношения в своей жизни, а он мне говорит о растерянности?!! Да меня от растерянности отделяют миллионы морских миль.

– Нет, я вовсе не растерян, – говорю я, потому что нужно называть вещи своими именами.

– Какое счастье, для твоей матери это будет большим облегчением. Она всегда была излишне скрытной, вопреки моим возражениям, в том, что касается этого дела.

Какого дела?

Она что, должна была бежать к сыну и показывать ему сиськи – в ее-то возрасте?

Странный старичок. Столько лет его знаю, всегда он производил впечатление симпатичного и культурного человека, а теперь вдруг лезет прямо в ботинках в наши семейные дела…

Он совершенно другой человек, чем я думал.

– Иеремиаш, я рад, что мы поняли друг друга. Я помню, как ты переживал смерть отца, мы с ним любили друг друга, для меня это тоже была страшная потеря, но я уже тогда понимал, что ты вырастешь хорошим человеком. Пожалуйста, привези с собой завтра собаку…

* * *

Я возвращаюсь домой по оживленным улицам. Варшава сонная, сегодня было очень жарко, не помешал бы дождик. Передо мной автобус номер 175 тащится, словно улитка. А мне даже не хочется предпринимать какие-то усилия, чтобы его обогнать. Мне вообще все равно.

Тем более что во время этой езды я отвечаю на несколько звонков.