Ноге, конечно, больно, будет здоровенный синяк, но это ерунда. Главное, их отряд обезглавлен, и я тут же переключился на другого пирата, помогая Рагнвальду и Хромунду, которые с двух сторон атаковали здоровенного викинга, будто псы, нападающие на кабана.
Вскоре всё было кончено.
— Расцепляйте корабли, братцы, — выдохнул я.
В этой драке мы не заработали ни богатства, ни славы, наоборот. Только потеряли. Снекка не в счёт, она пойдёт ко дну, личные трофеи тоже. Что хуже всего — в бою среди прочих погиб Гуннстейн. Мы остались без кормчего.
Глава 2
У меня было такое чувство, будто я в этом бою лишился не просто чего-то очень важного, а словно бы я лишился правой руки. Старик и в самом деле был моей правой рукой, а его знания и умения не раз выручали всю команду, и, по-хорошему, после смерти Кетиля надо было выбирать вождём именно его, но по своему характеру Гуннстейн привык подчиняться, а не командовать.
Кроме него погибли и другие, Стюрмир, Гейр, Хаки, Маленький Гудорм, многие оказались ранены. Эти датчане, эти пираты… Напали очень уж невовремя и дрались как черти.
Меня и самого мутило, по мускулам растекалась предательская слабость, такая, что я не мог даже поднять руки, а голова после пропущенного удара болела так, что каждый звук вызывал боль. Я даже не сдержался и блеванул за борт, словно мальчишка, впервые оказавшийся на корабле. На моём шлеме осталась неслабая такая вмятина, и я легко представил, как лопнула бы моя голова, не будь на ней этого самого шлема.
Стало жутковато.
— Клянусь, это люди Рагнарсонов, — произнёс Олаф, раздевая ещё одного убитого пирата.
— Ты их знаешь? — спросил Лейф.
— Впервые вижу, — отрезал Олаф. — Просто чуйка.
— Весть не могла добраться так быстро, — возразил Торбьерн, и все остальные согласно закивали. Всё-таки, мы покинули Англию самыми первыми.
— Ну а кто ещё станет разбойничать в Скагерраке? — буркнул Олаф. — Либо их люди, либо с их ведома.
— Да кто угодно, если он достаточно отчаялся, — сказал Асмунд.
— Говорил же, к северу надо повернуть, — сказал Олаф. — Ещё, кстати, не поздно. Косматый нас примет.
Я хотел что-то ответить, но вместо слов сумел исторгнуть только очередную порцию блевотины.
— Мы вроде уже всё решили, — вместо меня ответил Рагнвальд.
— Разве? — хмыкнул Олаф.
— Да, — выдавил я. — Перетаскивайте всё ценное на драккар, расцепляйте корабли, топите это корыто и сваливаем.
— Тут и ценного-то почти нет, один только парус, — буркнул Кьяртан.
— Хотя бы его тогда берите, — сказал я.
Моряки ловко убрали парус со снекки, который продолжал тянуть оба корабля, свернули, закинули на борт драккара. Забирали всё хоть мало-мальски ценное, всё, что могло пригодиться, а убитых, наоборот, перетащили на пиратское судно. Затем Даг прорубил в его днище дыру, и снекка медленно начала погружаться на дно пролива, оставляя после себя лишь буруны и пену.
А потом «Морской сокол» двинулся дальше, как ни в чём не бывало. Я стоял, держась за рулевое весло из последних сил, и размышлял о том, кто мог бы заменить Гуннстейна. В принципе, почти кто угодно, рулить драккаром не так уж сложно, но надо ведь не просто рулить. Надо знать все морские пути, помнить фарватеры и течения, удобные бухты и фьорды. Старик был самым опытным мореходом среди нас.
Наконец, я остановил свой выбор на том, кому доверял больше всего из команды.
— Торбьерн! Брат, смени меня, — попросил я.
Кузен нехотя повернулся ко мне. Я знал, что он больше грезил славой поэта, а не моряка, но одно другому не мешает.
— Зачем? — вдруг фыркнул он, и меня удивила неприкрытая враждебность в его тоне. — Это ты у нас вождь, любимец Одина, ты и веди.
Я даже на мгновение растерялся.
— Затем, — сказал я, не найдя ответа получше. — Кьяртан, смени меня.
Этот спорить не стал. В конце концов, Кьяртан любил корабли, и многое на «Морском соколе» было сделано или отремонтировано его руками, так что за драккар можно быть спокойным. А вот поведение некоторых моих соратников меня тревожило.
Я уселся на колченогий табурет рядом с рулевым веслом, на котором прежде любил сиживать Гуннстейн.
— Чего это с ним? — тихо спросил я.
Кьяртан обернулся, взглянул на меня, на Торбьерна.
— Завидует, — так же тихо сказал он.
— Чего? — протянул я.
Мне даже в голову такое не пришло. Было бы чему завидовать. Куча ответственности на плечах, вражда с самыми могущественными людьми севера, гуляющий ветер в карманах. Даже не знаю, что из этого могло так расстроить кузена.
— Завидует, — повторил Кьяртан. — Сам посуди. Он же скальдом мечтает стать.
— Ну и что, — не понял я.
— Он, может, мечтал так же вису на пиру сказать, сходу, без подготовки, — пояснил Кьяртан. — Да ещё кому, всем братьям Рагнарсонам. Уж это-то точно запомнят.
Об этом я и не подумал. Да уж, кузен у меня, оказывается, творческий человек с тонкой душевной организацией. А мы только и делаем, что насмехаемся над его попытками укладывать слова в строгий размер здешних песен.