Хэллоуин

Солнце уже почти скрылось в трепещущем багровыми бликами море, посылая последние лучи замершему в предвкушении городу. Эти вечерние часы были в Венеции особенным временем. Дневная жизнь в городе уже затихала, закрывались лавки, и прекращалась торговля; ночная же еще не начиналась – ищущие любовных утех, азартной игры или задумавшие тайное терпеливо дожидались наступления темноты. Редкие гондолы развозили запоздалых горожан, спешивших попасть домой до того, как сумерки и туман создадут над городом непроницаемый покров. Кавалли тоже мог сойти за такого путника – одевшись в светское платье и утратив облик грозного служителя трибунала, он мало отличался от обычного горожанина. Он снова плыл на Мурано – в этот раз с намерением посетить дом Мадзони.

Приютивший Жака Нуафьера дом был в меру скромным, демонстрируя приличный для уважаемых граждан размер дохода. Украшенный фасад, колоннада у входа, изящный навес у причала. Не задерживаясь, Домминико постучал в дверь. Ему открыла служанка, девица не старше семнадцати лет.

– Что вам угодно, синьоре? – спросила она, слегка поклонившись.

– Мне угодно видеть твою хозяйку, Марию Мадзони, – ответил инквизитор без лишней надменности.

– Как представить досточтимого синьоре?

– Синьоре Домминико Кавалли.

Имя его было достаточно известно в городе, и Circospetto знал об этом. Служанка, впрочем, только кивнула, не выказав никаких чувств, – значит, ей имя грозного секретаря трибунала знакомо не было.

Спустя минуту Домминико расположился в небольшом кресле, стоявшем в гостиной, а почтенная вдова Мария Мадзони сидела напротив. На небольшом столе уже успели появиться вино и сласти, но инквизитор их не коснулся.

– Полагаю, ваш визит связан с арестом моего постояльца? – В голосе вдовы слышалось скрываемое напряжение.

Circospetto покачал головой:

– Боюсь, что нет. Я здесь по поводу вашей дочери Катарины.

Кровь отхлынула от лица женщины:

– Моей дочери? Чем могло провиниться перед инквизицией невинное дитя?

Внутренне выразив сомнение по поводу невинности Катарины, Кавалли покачал головой:

– Никакой вины за ней нет – и надеюсь, не будет и впредь. Есть основания полагать, что ваша дочь стала жертвой злого колдовства. Скажите, как ее здоровье? Все ли хорошо?

Удивленная и испуганная, синьора Мадзони покачала головой:

– Увы! Утренние события вызвали в ней немалые душевные волнения – Катарина была привязана к своему учителю танцев. Она в своей комнате.

– Могу ли я увидеть ее? – спокойно осведомился Кавалли.

Лицо женщины приняло непроницаемое выражение – она прекрасно сознавала, что слышит не просьбу, но приказ.

– Конечно, – произнесла она наконец, – извольте пройти за мной.

Катарина Мадзони оказалась миловидной девицей в самом расцвете юной трепетной красоты. Ее, пожалуй, несколько портила только некоторая излишняя бледность, видимо следствие болезни. Она сидела у окна, читая какой-то небольшой томик. Увидев мать и гостя, Катарина отложила чтение и поднялась для приветствия.

– Катарина, это – синьоре Домминико Кавалли, секретарь инквизиционного трибунала. Он желает побеседовать с тобой.

Упоминание инквизиции вызвали у девицы легкую дрожь, с которой она, впрочем, быстро совладала.

– Хорошо, матушка.

Эти слова были произнесены самым покорным тоном, глаза говорившей были опущены, фразу сопровождал почтительный кивок головы. Непохоже, чтобы она чувствовала вину за что-то, – во всяком случае, так показалось Кавалли.

– Садись, дитя мое, – проговорил он спокойно. – Я хотел побеседовать с тобой о тех дурных снах, которые преследовали тебя недавно.

Эти слова вызвали удивление не только дочери, но и матери. Похоже, тревожные видения были семейной тайной. Тем лучше – лишний штрих к портрету всевидящей и всезнающей инквизиции.

– Скажи, когда впервые они посетили тебя? – спросил Кавалли негромко.

– Несколько месяцев назад, – тихо ответила девушка, – за несколько дней до того, как впервые проявился мой недуг. Сон повторялся каждую ночь, а потом проступила болезнь…

– Синьоре Нуафьер в то время уже проживал в вашем доме?

– Нет, он появился куда позже.

– Полагаю, в то время он еще не прибыл в Венецию, – добавила мать.

Circospetto задумчиво погладил щеку.

– Не предшествовали ли этим снам некие неожиданные встречи или странные события? Не появлялся ли в вашей жизни некто новый, доселе незнакомый?

Катарина задумалась.