Хейсар

Вместо того, чтобы меня оттолкнуть, она вцепилась руками мне в шею, потянула на себя, и я, пытаясь на нее не упасть, был вынужден упереться правой рукой в кровать.

Плечо, живот и бедро прострелило так, что потемнело в глазах. В прямом смысле этого слова – я ненадолго потерял сознание и пришел в себя лежащим на спине с закушенной от боли губой.

– Плечо закровило! Слава Барсу, не сильно… И запястье – тоже… А бедро и живот, кажется, в порядке… – виноватым голосом сообщила Мэй, закрыла ладошками лицо и горько вздохнула: – Прости меня, пожалуйста: вместо того, чтобы помогать тебе выздоравливать, я тебя калечу!

– Ты помогаешь! Правда! – улыбнулся я, стараясь смотреть не на ее тело, прикрытое лишь распущенными волосами, а в глаза. – Как говорят лекари, «лечит не отвар, а желание выздороветь», значит, целуя меня, ты добавляешь мне этого самого желания…

– Это не руководство к действию, а шутка! – возмущенно воскликнула она.

– Нет, не шутка! Знаю по себе: если очень хочешь выжить – выживешь…

– Желания, говоришь? – задумчиво сказала она, потом хитро прищурилась и выпятила левую грудь: – Хочешь поцеловать ее еще раз?

Я торопливо кивнул, облизнул пересохшие губы и… напрягся: по лестнице кто-то поднимался. БЕГОМ!!!

Увидев, что желание в моем взгляде куда-то пропало, Мэй повернулась к двери, прислушалась и… через миг оказалась под одеялом:

– Куда это они?

– Кажется, к комнате Тарваза…

– А почему бегом?

– Не знаю…

– Мне это не нравится…

В это время до нас донесся приглушенный расстоянием и двумя дверями рык, а потом – звук удара. То ли по столу, то ли по стене.

Я нахмурился и на всякий случай переполз поближе к краю кровати, чтобы в случае чего было удобнее хватать чекан.

Не прошло и пяти минут, как та же парочка пробежала обратно, а сотней ударов сердца спустя со двора донесся частый перезвон тревожного колокола.

– Одевайся! Быстрее! – выдохнул я, встал с кровати, кое-как натянул на себя ансы, покосился на нагрудник и, решив, что двигаться в нем пока не смогу, взял чекан левой, здоровой, рукой.

К моему удивлению, вместо того, чтобы попытаться вернуть меня в кровать, Мэй торопливо оделась и обулась, лентой, обычно вплетаемой в лахти, стянула волосы в хвост и бодрым шепотом сообщила:

– Все, я готова!

Видимо, она действительно чувствовала мои эмоции, так как, не успев заглянуть в мои глаза, ответила на незаданный вопрос:

– Я не воин и не смогу тебя защитить даже от мальчишки с крестьянским цепом. Ты, хоть и ранен, ввяжешься в бой при малейшей угрозе моей жизни. Значит, лучшее, что я могу сделать, – это беспрекословно выполнять твои приказы!

– Ты – чудо, Огонек! – благодарно выдохнул я. И, прочитав в ее глазах невысказанную просьбу, улыбнулся. Стараясь, чтобы улыбка получилась как можно более уверенной: – Я буду осторожен. Обещаю…

…Рисковать я действительно не собирался – сначала отрезал от ножки табурета небольшой клин и примерил его к щели под дверью. Потом бесшумно отодвинул засов, прислонил его к стене так, чтобы можно было нащупать, не глядя, приоткрыл створку на половину пальца и внимательно оглядел видимую мне часть коридора и лестничную площадку. А когда убедился, что на этаже нет ни одной живой души, рывком открыл дверь и ударом ноги вбил под створку тот самый клин.

Предосторожность оказалась излишней – бить меня дверью по плечу было некому. Мешать вернуться в комнату – тоже. Поэтому я чуть-чуть успокоился и прислушался к звукам, доносящимся с нижних этажей.

Поднявшееся было настроение тут же упало – то ли на четвертом, то ли на третьем что-то громыхнуло, потом дважды звякнула сталь и наступила мертвая тишина.

«На нападение не похоже…» – хмуро подумал я, потом вспомнил, насколько тихо действовали похитители Аютэ, и, попросив Мэй не выходить в коридор без моего приказа, поковылял к площадке. Пытаясь представить, каким образом я, леворукий[232], буду защищать этаж от возможного нападения снизу.

Добрался. Оценил ширину прохода, нашел положение, из которого было более-менее удобно наносить акцентированные удары, и пару раз взмахнул чеканом, чтобы понять, какие движения лучше не делать. Отмашка не вызвала никаких неприятных ощущений. Молот, Вбивающий Кол, – тоже, а вот после Града я в полной мере ощутил и живот, и плечо и пришел к выводу, что драться придется под Благословением Двуликого.

Эта мысль не порадовала. Совсем: в том состоянии, в котором я пребывал, работа под Благословением могла выжечь меня дотла в считаные минуты.

«Ничего… – подумал я, последний раз взмахнув чеканом и закрываясь от удара Отведением Ветви. – Зато за эти минуты сюда не поднимется ни один человек…»

В этот момент в дальнем конце коридора скрипнула дверь, и я, увидев пустые руки выходящего из комнаты аннара, повесил чекан на пояс.

Заметив меня в коридоре, да еще и вооруженным, мрачный, как грозовая туча, Тарваз Каменная Длань раздраженно дернул себя за ус и… уважительно склонил голову:

– Прими мои извинения, ашер! Я должен был догадаться, что ты не поймешь, о чем говорит колокол…

– А что, он может говорить не только о бое? – удивился я.