Хейнский цикл

Отбросив назад свой тронутый ветрами капюшон, Фальк сидел у костра, укрытого холмами, и порывы западного ветра шевелили его волосы.

— Ты, пожалуй, права,— согласился он.

При этом его задумчивый взгляд был устремлен туда, откуда дул ветер.

— Возможно, по этой причине Синги никого не убивают.

Эстрел понимала его настроение и хотела утешить его, изменить ход его мыслей.

— А почему?— спросил он.

Он осознал ее намерение, но не откликнулся на ее попытки.

— Потому что они не боятся.

— Может быть...

Она заставляла его задуматься. Вскоре он сказал:

— Что ж, похоже на то, что я должен пойти прямо к ним и задать свои вопросы, и если они убьют меня, то я бы хотел получить удовлетворение в том, что у знаю, что они меня испугались.

Эстрел покачала го во вой.

— Они не испугаются и не убьют.

— Даже таракана?— резко спросил он.

Он старался выместить на ней свое плохое настроение, вызванное усталостью.

— Как они поступают с тараканами в своем городе — обезвреживают их, а затем выпускают на свободу, как этих Выскобленных, о которых ты мне говорила?

— Не знаю,— призналась Эстер.

Она всегда серьезно воспринимала его вопросы.

— Я знаю только, что их Законом является благоговение перед жизнью, и они строго придерживаются этого в своих поступках.

— Но почему им надо чтить человеческую жизнь, ведь они не люди?

— Но именно поэтому их Законом является почитание всех форм жизни, разве не так? И я узнала, что с тех пор, как пришли Синги, на Земле не было больше войн, и не было войн между планетами. Это люди, вот кто непрерывно убивают друг друга.

— Нет таких людей, которые со мной могли бы сделать то, что сделали Синги. Я чту жизнь, потому что она гораздо более сложная и неопределенная штука, чем смерть. Самым сложным и самым непреодолимым свойством ее является разум. Синги придерживается своего закона и позволяют нам жить, но зато они убили мой разум! Разве это не убийство? Они убили того человека, каким я был. Они убили того ребенка, которым я когда-то был. Какое же это благоговение перед жизнью? Как можно так играть человеческой личностью? Их закон — ложь, и их благоговение — притворство.

Ошеломленная этой вспышкой гнева, Эстрел встала на колени перед костром, разрезала на части кролика, которого он подстрелил. Ее рыжеватые волосы, покрытые пылью, завитками падали на ее склоненное лицо, которое было терпеливым и отрешенным. Как и всегда, его влекли к ней сострадание и желание, но хоть и были они близки, он все-таки не был в состоянии понять ее.

— Неужели все женщины были такими?

Она была, как заброшенная комната в огромном доме. Она была похожа на шкатулку, от которой у него не было ключа.

Она ничего не таила от него, и все же покров тайны, окружавший ее, оставался нетронутым.

— Готово, Фальк,— раздался ее нежный голос.

Он поднялся и встал рядом с ней возле костра.

— Друг мой, любовь моя,— сказал он.

Он на мгновение взял ее руку. Они сели рядом и разделили сначала приготовленное ею мясо, а немного позже — сон.

Чем дальше они шли на запад, тем суше становилась земля, и тем прозрачнее был воздух. Несколько дней Эстрел вела их на юг, чтобы обойти местность, которая была — а может быть, уже и не была — территорией очень диких кочевников, Всадников.

Фальк доверял ее суждениям, не имея ни малейшего желания повторить свой опыт встречи с Баснасска. На шестой день их путешествия к югу они пересекли холмистую местность и вышли на сухое возвышенное плато, ровное и лишенное деревьев, всегда продуваемое ветром.

Во время дождя овраги здесь наполнялись стремительными потоками, но на следующий день высыхали.

В летнюю пору это была полупустыня, даже весной это место не радовало глаз.

На своем пути они дважды проходили мимо древних развалин,— курганов и возвышенностей, но объединенных пространственной геометрией улиц и площадей.

Вокруг этих мест в пористом грунте было полно черепков посуды, осколков цветного стекла и пластика. С тех пор, как здесь жили люди, прошло двадцать три тысячелетия. Эта обширная местность, пригодная сейчас только под пастбище для скота, больше уже никогда не осваивалась после расселения людей среди звезд, точная дата которого не была известна из отрывочных и фальсифицированных записей, оставшихся у людей.

— Трудно представить,— заметил Фальк,— что здесь когда-то играли дети, женщины развешивали выстиранное белье. Все это было так давно.

Они вышли к окраине второго из погребенных городов.

— Это было в другую эпоху, которая от нас гораздо дальше, чем планеты, вращающиеся вокруг далеких звезд.

— Эпоха городов.

Эстрел кивнула.

— Эпоха войн. Мне не доводилось слышать рассказы об этих местах ни от кого из моих соплеменников. Наверное, мы зашли слишком далеко на юг и направляемся к Южным Пустыням.

Поэтому они изменили свой путь и пошли теперь на запад и чуть-чуть к северу. На следующее утро они вышли к большой реке, оранжевой от мути и ила, с быстрым и бурным течением. Она была неглубокой, но перейти ее было сложно, хотя они провели целый день в поисках брода.