Хейнский цикл

Он пересек человеческие следы и остановился, низко наклонив голову и обнюхивая землю. Нелепая огромная свинья с могучими плечами, острой спиной, сильными, запачканными грязью ногами находилась невдалеке от человека. Кабан поднял голову, и на Фалька посмотрели крохотные сверкающие глазки.

— Ах, чело вече,— гнусаво сказало создание.

Мышцы Фалька напряглись, он еще крепче сжал рукоятку лазерного пистолета, но стрельбу решил пока не открывать. Раненый боров может быть быстр и опасен. Фальк крепче прижался к стволу дерева, стараясь не шевелиться.

— Человек,— снова проговорил дикий кабан,— думай для меня. Слова мне трудны.

Рука Фалька, державшая пистолет, задрожала.

Неожиданно для самого себя он громко произнес:

— Ну и не говори тогда. Я не умею передавать мысли Давай, иди своей дорогой, кабан.

— Ах, человече, поговори со мной мысленно.

— Уходи или я выстрелю!

Фальк выпрямился и вскинул пистолет в направлении животного.

Маленькие сверкающие свиные глазки злобно уставились на оружие.

— Нехорошо забирать чужую жизнь, человек!— проскрежетал кабан.

Фальк снова собрался с духом, но на этот раз ничего не ответил, будучи уверен, что зверь не поймет его слов. Он несколько раз повел дулом пистолета из стороны в сторону, потом снова прицелился и опять произнес спокойным голосом:

— Уходи, зверь, и я не сделаю тебе ничего дурного.

Кабан в нерешительности опустил голову, затем с невероятной быстротой, как бы освободясь от связывающей его веревки, повернулся и опрометью кинулся в том направлении, откуда пришел.

Фальк постоял неподвижно некоторое время.

Через несколько минут, успокоившись, он снова продолжил свой путь, но сейчас шел, держа пистолет в опущенной руке, наготове.

Существовали старинные предания о говорящих зверях, но обитатели Дома Зоува считали их просто сказками. Фальк ощутил кратковременный приступ тошноты и такое же желание громко рассмеяться, когда зверь убегал, громко продираясь сквозь чащобу.

— Парт,— прошептал он.

Сейчас ему обязательно нужно было хоть с кем-то поговорить.

— Я сейчас получил неплохой урок этики от дикого кабана. О, Парт, вернусь ли я когда-нибудь к тебе?

Он поднялся по крутому склону, заросшему кустарником. На вершине холма лес был реже, и Фальк увидел между деревьями свет солнца и чистое небо.

Еще несколько шагов, и он вышел из-под ветвей на опушку. Зеленый склон опускался к садам и распаханным полям, окружавшим широкую открытую реку. На противоположном берегу реки на огороженном лугу паслось стадо в полсотни голов, а еще дальше, перед западной грядой холмов располагались сенокосные луга и сады. Чуть южнее от того места, где стоял Фальк, река огибала невысокий бугор, на обрыве которого озаренные низким вечерним солнцем возвышались красные трубы Дома.

Он имел такой вид, как будто был перенесен в эту долину из какого-то другого места, из тех веков, которые раньше назывались золотыми.

Дикость безлюдного и очень близкого к нему Леса, казалось, не могла коснуться его. Он как бы воплощал в себе пристанище, какое-то обещание, вселял уверенность в порядок. Это было произведение Человеческих Рук, гимн их труду. Какая-то слабость охватила Фалька при виде дыма, поднимавшегося из его красных кирпичных труб. Огонь очага...

Он сбежал вниз по земляному склону на тропу, которая вилась вдоль реки среди рустов и золотистых ив. Не было видно ни одной живой души, кроме бурых коров, пасшихся за рекой.

Тишина и покой заполняли залитую солнцем долину. Сбавив шаг, он прошел через огороды к ближайшей двери дома. По мере того, как он огибал обрыв, тропа взбиралась все выше и выше. В спокойной воде реки отражались стены из красного кирпича и камня. В некотором замешательстве, он остановился, собираясь с мыслями, потом пришел к выводу, что лучше всего будет позвать кого-нибудь, прежде чем следовать дальше.

Краем глаза он уловил какое-то движение в открытом окне как раз над глубокой дверной нишей. Он в нерешительности стоял и смотрел вверх, когда вдруг ощутил неожиданно глубокую острую боль в груди чуть ниже ребер. Он зашатался, затем поник, не мог уже ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь.

Вокруг него появились люди. Он видел их, хотя и смутно, но почему-то не слышал их голосов. У него появилось такое ощущение, как будто он оглох, а тело полностью оцепенело.

Он силился собраться с мыслями, несмотря на эту потерю чувств.

Его схватили и куда-то понесли, но он не ощущал рук, которые подняли его. Ужасное головокружение ошеломило его. Когда оно прошло, он потерял всякий контроль над своими мыслями, которые куда-то рвались, путались, мешали одна другой. Ему казалось, что какие-то голоса начали возникать в его мозгу. Одни кричали, другие шептали. От такой какофонии звуков он начал сходить с ума, и весь мир поплыл, тусклый и беззвучный, перед его глазами.

«Кто ты? Откуда ты пришел? Человек ли ты?»— эти вопросы сливались с ответами, которые он спешил мысленно составить.

Наконец, ему удалось различить стол, вернее, край стола, освещенный лампой в темной комнате.

Он начал видеть, чувства стали возвращаться к нему.