Хеймдалль

Скоро вернулась печальная Сальбьёрг. Она тоже не ожидала застать в собственном доме ульфхеднара, но в отличие от остальных не придала этому особого значения. Она расцвела своими добротой и радушием, тут же повелела трэллу притащить крупы на пятерых человек, затем вместе с дочерью принялась готовить завтрак к приезду Бранда. Ингольв предложил свою помощь, хотя бы дров наколоть, но хозяйка учтиво ответила: «Мне пока неизвестно, насколько именно вы задержитесь в нашем доме, зато я точно знаю, что первые три дня вы здесь полноценный гость, и если вы продолжите настаивать в чем-то помочь, то я оскорблюсь!» И с добрым смешком выгнала его и Хродмара на улицу.

Он предложил подождать отца в кузне, но Ингольв не сдвинулся с места, а показательно несколько раз втянул воздух ноздрями, чтобы намекнуть Хродмару на свой запашок. Хродмар лишь странно взглянул на волка.

– Я долго был в пути, пришлось ночевать в лесу, – сказал Ингольв.

– Ты это уже говорил, да, – не понимал Хродмар.

– Мне бы помыться…

Хродмар схватился за голову: «Ой!» И мигом побежал к ближайшей тире, чтобы она подготовила бадью с водой. Помывшись и приведя себя в порядок, Ингольв направился к кузне. Пока Хродмар работал, он рассказывал о себе, сидя на лавке под навесом, не забывая при этом серьезно поинтересоваться собеседником. Взрослые заинтригованно косились на ульфхеднара, слух о котором уже прошелся по всей деревне, а ребятня, ничуть не стесняясь, подбегала к нему поближе, чтобы играючи и робко разглядеть из-за угла пришельца. Замечая гурьбу любопытных мальцов, Ингольв неожиданно всплескивал руками с рыком: «Буэ-э!» Дети, крича, разбегались и смеялись, но тут же с улыбками на лицах прокрадывались обратно, чтобы он снова их спугнул.

К полудню вернулся Бранд, и супруга рассказала про необычного гостя. Его не особо волновало, что сегодня от зверолюдов хорошего не жди, он больше интересовался происхождением гостя, ведь ярлы своих отпрысков с пустым кошелем не оставят, поэтому хозяин скорее пригласил всех к столу. Хродмар и Ингольв вошли в дом. Не успел его сын перейти порог, как Бранд возмутился – рядом с гостем, который был ниже его на голову и с виду закаленный в битвах, Хродмар смотрелся ущербно. «Дитя растет, а штаны нет…» – проговорил про себя Бранд. Затем, получше приглянувшись к наружности гостя, в нем возникли противоречивые чувства. С одной стороны сразу видно опытного воина, причем молодого, хоть и постарше Хродмара, а с другой мало ли какой альв осел в его душе? Однако эти чувства, как рукой сняло, когда Ингольв почтенно поприветствовал хозяина дома, искренне поблагодарил за щедрый стол – хотя каждому положили всего лишь по миске – и заметил, что он не может сесть за семейный стол в таком виде. Шкура она либо для леса, либо для войны. Бранд оценил этот жест. Он достал чистую льняную рубаху и предложил ее Ингольву. Тот еще раз поблагодарил Бранда и, переодевшись, сел за стол. Теперь Ингольв производил более приятное впечатление, на всех, кроме Лауги, которая, правда, неловко опускала взгляд, если Ингольв смотрел в ее сторону. Однако ему было не до девушек, он осматривал большой дом с многочисленными скамьями. Судя по обстановке, семья находилась не в лучшем положении, но, очевидно, когда-то она была большой и весьма зажиточной. «Странно, – думал Ингольв, – где же остальные члены рода?».

Хродмар вроде сидел рядом, а казалось ему, будто на деле находился где-то далеко ото всех и не мог найти себе места, словно он тут гость. Хоть Бранд и посвятил все свое внимание Ингольву, Хродмар ложно чувствовал, что в любую минуту отец повернется и влепит ему оплеуху или как-нибудь унизит. При этом, разговаривая с гостем, он нежно поглаживал голову сестры, и у Хродмара внутри все вскипало от гнева. Почему Бранд крайне редко хвалил сына и крайне редко ругался на дочь? Ему было совершенно невдомек! И внимательному Ингольву тоже. Сын! Сын, это ведь залог благополучия! Почему в его семье все не как у людей? Даже всех любящая Сальбьёрг редко одаривала его материнской лаской и никогда не прекословила мужу, поэтому если у кого и мог найти поддержку Хродмар, то у Дарри, а он умер. Теперь кузнец остался один: хуже одиночества, может быть только одиночество в семье.

Ингольв отвечал на все вопросы хозяина, кто таков и откуда. Бранд немного расстроился, когда узнал, что перед ним сидел сын какого-то Хьяльма, ведь это имя было не на слуху. Но на вопрос: «Неужели тебя изгнали?» Ингольв ответил: «Нет, я сам ушел». Бранд понял, что перед ним, как презрительно говорили – «сидящий на голой земле», то есть безземельный человек. Бранд совсем расстроился. И если вначале беседы ему удалось скрыть свое ростовщическое отношение к гостю, то теперь на его лице проступило разочарование. Он окончательно осознал, что от Ингольва вряд ли чего-то добьешься, поэтому быстренько свернул весь разговор, как бы подытожив: