- Не боишься напрасно, - обронил Осман. Они говорили на тюркском наречии, вставляя греческие слова.
- Если пропаду, пропаду с тобой! Никакая рука надо мной не будет. Один ты...
- Знаешь, слыхал, что решили?
- Уже знаю...
- Ты напрасно не боишься шейха Эдебали. Он не станет бросать слова на ветер!
Михал посмотрел на Османа, положив руки на колени.
- Если Эдебали прикончит меня, следом ты пойдёшь под ножи его головорезов.
- Ты уж не пугаешь ли меня? - Осман разглядывал Михала, то опуская, то поднимая глаза.
- Разве я что новое сказал? Ты и без меня всё знаешь, как оно есть...
- Я знаю. Я приехал сейчас сюда в Харман Кая, чтобы тебя защитить.
- Я благодарен, - тихо сказал Михал.
Осман обгладывал ножку индюшачью. Поданы были цыплята, зажаренные и политые мёдом, рыба, начиненная толчёными ореховыми ядрами...
- Кормишь ты гостей всё вкуснее и вкуснее, - Осман приподнял засалившиеся руки, ладони. Михал скоро завёл правую руку за спину, взял с одного малого стольца плат и подал гостю. Осман отёр ладони и отложил плат на ковёр.
- Новый повар у меня, армянин, уже год почти. А ты сейчас только заметил...
- Не уступишь мне повара своего? Я его найму...
- Что, султан Гази, с тобой сегодня? - Михал улыбался белыми зубами. - То жену я отпусти к тебе, то повара... Повара, это пожалуй...
Но Осман не подхватил шутку гостеприимного хозяина, не выразил одобрения. Сказал:
- Вели ещё айрана принести.
Михал поднялся с подушки кожаной и пошёл за дверь, чуть подаваясь всем телом вперёд. Вернулся с кувшином:
- Пей, султан Гази, сам хочу служить тебе слугою...
Но Осман и пил в молчании. Михал не налил себе айрана. Шло время в молчании. Осман допил и поставил чашку серебряную.
- А не поступить ли тебе так, как призывает шейх? - вдруг спросил Осман серьёзно.
- ...нельзя ведь насильно... - уклончиво проговорил Михал.
- Ты не хитри со мной. Не о насилии речь.
- Разве мы не мечтали о содружестве всех вер?..
- Это содружество, оно что, основано будет на моих уступках тебе?
Теперь Осман говорил мрачно и властно. Михал невольно опустил голову.
- Я тебе говорю, - продолжил Осман. - Я тебе говорю, что я хотел бы вставать на молитву рядом с тобой, когда муэдзин прокричит азан с минарета. Ты не первый день живёшь на свете моим ортаком. Если я тебя сейчас спрошу, что ты знаешь о пяти столпах правой веры, моей веры, разве ты не ответишь?
Михал сидел, распрямившись.
- Отвечу, - произнёс тихо. И уже громче: - Отвечу. Пять столпов правой веры, твоей веры, таковы: исповедание веры - шахадет - произнесением священных слов: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад - Пророк Его»; а второй столп - намаз - с обращением лица в сторону Мекки; и столп третий - сакат - раздача милостыни; а четвёртый столп - рамазан - строгий пост; а пятый столп - хадж - паломничество в Мекку хотя бы раз в жизни...
- Что тебе не по душе в этих предписаниях? Или ты видишь в каком-либо из них нечто дурное?
- Нет. Все они хороши.
- Что же тебе мешает принять их? Что? Гордыня? Твои предки некогда были язычниками, после сделались христианами. Ничто не вечно! Разве твой отец не ездил в Конью?..
- Да, это, должно быть, гордыня, - проговорил Михал упавшим голосом.
- Сделай этот шаг. Мои люди, они ведь любят тебя. Они счастливы будут молиться рядом с тобой.
- А если они станут презирать меня, как презирают труса? - осмелился возразить Михал.
- Разве ты совершишь это из трусости? Все знают твою храбрость...
- Шейх решит, что ты идёшь у него в поводу...
- Ты о шейхе не думай, думай обо мне.
Гость и хозяин снова замолчали.
- А что же моя жена? - вырвалось у Михала.
- Жена твоя может оставаться в своей вере. Никто не желает ссорить тебя с твоей женой. Ты один знаешь, насколько она любит тебя, знаешь её преданность тебе...
- Гордыня, гордыня... - повторял Михал.
- Я рад, что ты понимаешь себя. Теперь найди в себе нужные силы...
- Да! - произнёс твёрдо Михал. И повторил: - Да! - И добавил: - Прошу лишь об одном: позволь мне подумать о шейхе и ничему затем не удивляйся!
Но Осман будто и не слышал последних слов гостеприимного хозяина; слышал только «Да!», дважды проговорённое.
- В правой вере наставит тебя хороший имам, - заботливо говорил султан Гази. - Этот имам поставил первые мечети в становищах моего отца. А учил этого имама человек святой, воистину святой... - Михал сидел притихший, будто онемевший. Осман продолжал говорить: - Завтра поутру следует послать за имамом. И утром же отправимся мы с тобой на охоту! Согласен поохотиться?
- Да, - отвечал Михал покорно.
- Тогда веселее гляди! Поохотимся завтра! А теперь - спать...
Михал сам проводил гостя в хороший спальный покой; шёл почти рядом с Османом, но всё же отставая, и подымал светильник, освещая дорогу...