Хэдли боролась с собственной неуверенностью, убирая росток виноградной лозы с лица Мэтти и заправляя его себе за ухо.
– Тогда мне нужно, чтобы ты была сильнее, чем когда-либо.
Мэтти храбро улыбнулась, и сердце Хэдли наполнилось гордостью. Она была поражена силой и отвагой своей дочери, рада, что она унаследовала немного твердости Фрэнка.
Мэтти оглянулась на Майлза и снова помогла ему перевернуться, вызвав такой же восторг, потом пробормотала:
– Надеюсь, я стану лучше.
– Лучше?
– Ну, знаешь, чем раньше.
Хэдли ничего не ответила. Она подумала, что Мэтти и так очень хороша. Возможно, она не была так популярна, как ей хотелось бы, но она получала хорошие оценки, избегала неприятностей, слушая восторженные отзывы от своих учителей. Хотя, возможно, она подумала о своем отце, мечтая, как и Хэдли, быть сильнее или иметь возможность что-то изменить.
Хэдли отвернулась, надеясь, что она тоже сможет стать лучше, что они каким-то образом справятся с этим и начнут все сначала, что она сможет стать матерью, которой всегда хотела быть. Ее глаза скользнули по Грейс – крошечной женщине, с которой никто не стал бы связываться – ни с ней, ни с Майлзом – никто, даже Фрэнк. Он попытался, и вот что получилось. Она появилась в его офисе со своей рваной полосатой сумкой, чтобы забрать то, что принадлежало ей.
Скиппер вскочил и уселся рядом с Мэтти, поэтому Хэдли сменила тему.
– Что случилось вчера, когда вы были с Грейс?
– Хоум-ран, – объявил Скиппер до того, как Мэтти успела ответить. – Через забор!
– Вау, – выдохнула Хэдли, глядя на Мэтти в поисках объяснений, но та ничего не говорила.
– Прямо на трибуны, – пояснил Скиппер, чтобы еще раз подчеркнуть свою мысль, и Мэтти усмехнулась.
– Не собираетесь рассказать мне, что это значит? – спросила их Хэдли.
– Ты о чем? – вклинилась Грейс, подходя и беря Майлза на руки.
– Чемпион говорит, что ты сделала хоум-ран.
– Большой шлем, – воскликнул Скиппер, его лицо засветилось, а Мэтти и Грейс обменялись заговорщическими взглядами.
– Ну, кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне, что это значит?
Когда никто не ответил, она разозлилась:
– Что, правда?
Все продолжали ухмыляться, а Хэдли, фыркнув, вскочила на ноги.
– Ну, с этого момента больше никаких хоум-ранов. Отныне мы затаились и не привлекаем к себе внимания.
Она сердито отскочила, ненавидя тот факт, что ее решили не посвящать в тайну, очевидно, довольно грандиозную.
Они проезжали милю за милей по высокогорной пустыне, миновав несколько небольших городков. Пару раз они останавливались, чтобы передохнуть и размять ноги, но в основном они просто ехали, измученные и недовольные после долгого дня пути, уже третьего по счету.
Около восьми часов Грейс заехала в кафе-барбекю на окраине Солт-Лейк-Сити, в которое, по ее словам, она ходила с мужем после их свадьбы. Из открытых дверей доносилась громкая музыка, люди высыпали на круглую веранду. Запах мяса и соуса барбекю донесся до носа Хэдли, и у нее заурчало в животе.
За последние три дня она полностью перестала соблюдать диету, но, как ни странно, это совершенно ее не огорчало. Скорее это ее беспокоило. Чувство, которое она испытывала к диете, было равносильно отношению к зубной нити. Каждый день она думала о ней, зная, что если она не будет пользоваться зубной нитью, то рано или поздно кара настигнет ее, и у нее заболят десны, но это страшное будущее казалось слишком далеким, чтобы начать пользоваться ею прямо сейчас.
Они сели за застеленный клеенкой в красную клетку стол, Хэдли осталась с Майлзом, а Грейс и дети отправились за едой. Глаза Майлза расширились от удивления, услышав шум, музыку и увидев вспышки света вокруг, и Хэдли была с ним согласна: это действительно было нечто.
Pat’s Barbeque был настоящим ковбойским баром. На другом конце зала со сцены пела кантри-группа, а перед ней танцевали мужчины, женщины и дети в ковбойских сапогах Wrangler и с большими серебряными пряжками на ремнях.
Грейс шлепнула перед ней полную тарелку со стейком три-тип, кукурузой в початках, салатом коул-слоу и кукурузным хлебом, поставив рядом кружку пива. Хэдли салфеткой вытирала масло с кукурузы и соус барбекю с мяса, прежде чем взять их в рот, тогда как Грейс налила на ребрышки еще соуса, а в картошку – подливки и с удовольствием накинулась на еду.
Скиппер пилил свой стейк, Майлз бормотал что-то, запихивая себе в рот кусок кукурузного хлеба, часть из которого попала куда нужно, но большая часть упала. Мэтти грызла свою порцию ребрышек, переодически останавливаясь, чтобы расспросить что-то о двигателях или машинах, о которых Грейс, кажется, знала очень много и которыми Мэтти внезапно стала восхищаться.
Странно, но это казалось нормальным. Они впятером обедали вместе, и это ощущалось так, будто они семья. Хэдли и припомнить не могла, когда она в последний раз так наслаждалась едой.
– Потанцуем?