Хедлайнеры

Через несколько дней Бурлаков все-таки добрался до своей куртки и вместе с музыкантами “Троллей” прослушал кассету. “Первой песней была „Минус 140“, спетая голосом Лаймы Вайкуле, – вспоминал впоследствии Леня. – Следующая была „Снег“. Все напряглись. Третья песня была „Скандал“ – после этого никаких вопросов не возникало. Я взял телефон и позвонил”.

Из рассказа Бурлакова следовало, что вскоре Земфира собирается приехать на несколько дней в Москву. Фактически это означало начало работы.

“Посмотри, как Земфира выступала в Уфе”. – Леня включил видеомагнитофон и пошел ставить чайник. Телевизор стоял на огромном холодильнике “ЗИЛ”, и концерт приходилось наблюдать, высоко задрав голову. В такой неловкой позе я увидел певицу впервые.

В центре сцены на высоком стуле сидело какое-то угловатое существо. Ноги и руки казались разбросаны по сторонам. Глаз видно не было – их прикрывала длиннющая челка… В руках у девушки была гитара, причем, как мне показалось, держала ее она крайне неловко. По крайней мере, ремня на гитаре не было. Где-то в углу спрятались клавишник, барабанщик и басист. Напротив сцены, на свежем воздухе, толпился праздно настроенный народ, которого собралось, на минуточку, тысяч десять-пятнадцать. Все это действо называлось День города.

“Можно я еще две песни спою?” – слегка жалостно обратилась Земфира к релаксирующим землякам. И, не дожидаясь ответа, затянула: “Мама-Америка, двадцать два берега…” Припев пела энергично – с напором и нездешней настойчивостью. По аранжировкам и сыгранности это выглядело очень сыро, но с голосом и внутренним драйвом у человека все было в порядке.

“Они там группу „Рондо“ разогревали, – не без иронии заметил Бурлаков. – Когда я с ней разговаривал, попросил привезти в Москву все песни, которые записаны”.

Потом Леня заявил, что хочет изучать Коран – чтобы лучше понять психологию и традиции мусульман. В тот момент у меня возникло ощущение, что Бурлаков готовится к встрече с инопланетянкой. Я не на шутку прифигел, но промолчал и тоже решил “подтянуть знания”. Коран я, конечно же, не осилил. Но к интервью начал готовиться “по науке”.

Через несколько дней я встретился с Иркой Коротневой – той самой журналисткой из Питера, которая в “Олимпийском” передала кассету Бурлакову. Мы взяли пива и сели поболтать о Земфире. Считалось, что таким образом я погружаюсь в предмет исследований. Первый вопрос напрашивался сам собой: “Как ты познакомилась с Земфирой?”

“Я приехала из Питера на „Максидром“ и остановилась у своей московской приятельницы, – отхлебывая пиво большими глотками, рассказывала Коротнева. – Приезжаю к ней прямо с поезда, часов в восемь утра. А у нее на диване спит незнакомая девушка. Продирает глаза и с ходу заявляет: „Привет! Меня зовут Земфира. Я – звезда“. И ставит мне кассету. И я понимаю, что это – звезда. И никуда от этого не денешься. Сидит в восемь утра и разглагольствует о жизни. В этот же день мне удалось ей помочь и передать кассету „Троллям“”.

В процессе беседы выяснилось, что не так давно Земфире сделали операцию, после которой у нее над ухом остался шрам. Также выяснилось, что певица предпочитает имидж девочки-мальчика. Говорит, что у нее нет кумиров, но любит Агузарову, “Кино” и “Наутилус Помпилиус”. Уверена, что никогда не будет давать автографы или делать футболки со своим изображением. Резкая и может подраться. Колючая, одним словом.

Того, что я узнал в результате пивного сейшена, для первого раза было достаточно. К интервью с восходящей башкирской звездой я был более-менее готов.

В день приезда Земфиры у нас с Лагутенко неожиданно нарисовалась куча телесъемок. Изначально предполагалось, что в этот день певица познакомится с креативной командой “Утекай звукозапись”, мы обсудим совместные планы, а заодно сделаем интервью. Но жизнь внесла в наши намерения жесткие коррективы.

На встречу с Земфирой мы с Ильей опоздали на восемь часов. Ко всем нашим телесъемкам добавились московские пробки – короче, только под вечер мы подкатили к новой съемной квартире Бурлакова в Солнцево. В этот момент я обнаружил, что забыл свой диктофон в Останкино… Тем не менее настроение было приподнятое – нечто среднее между любопытством и ожиданием интриги.

Земфира тем временем находилась в компании Лени, его жены Вики и мамы Лагутенко Елены Борисовны. В течение целого дня Бурлаков обсуждал новые песни Земфиры, ежечасно подливал ей кофе и постоянно говорил: “Сейчас приедут”.

Под ногами будущей рок-звезды гоношился пятилетний сын Бурлакова по имени Илья, который оглашал квартиру чудовищными криками. Певица и продюсер “Троллей” на эти вопли никак не реагировали. В своих многочасовых дискуссиях они перешли от анализа творчества Земфиры к последнему альбому Massive Attack. Cудя по всему, мнения у них разделились – они уже начали спорить…