Хаски и его учитель белый кот. Том III

Крепко сжимая плечо Сюэ Мэна, он и сам не знал, кто из них сейчас дрожит. Впрочем, в данный момент это уже не имело никакого значения. Неотрывно глядя в глаза своему брату, твердо чеканя каждое слово, он сказал:

— Поверь мне, я никогда не был человеком Жуфэн. В этой жизни я не сделал ничего, что могло бы навредить Пику Сышэн. Если это возможно, я хотел бы служить нашему ордену до конца своих дней.

Сюэ Мэн будто язык проглотил. Он пошевелил губами, словно пытаясь сказать что-то еще, но так и не смог. Переполнившие его глаза слезы в этот момент полились неудержимым потоком. Он прихватил зубами нижнюю губу и на несколько мгновений просто застыл на месте, кусая ее, прежде чем его, наконец, прорвало:

— Ши Мэй сказал, что я никогда не понимал его. Но, по правде говоря… я и тебя никогда не понимал… Раньше я был своенравным и слишком часто потворствовал своему дурному характеру, никогда не думал, через что вам двоим пришлось пройти, ничего не понимал и часто просто орал не по делу… но… но… — на какое-то время он замолчал. Слезы текли и текли по его щекам и, собираясь в крупные капли, падали на землю, — но, на самом деле, я всегда очень переживал за вас. Я больше никогда не буду бранить тебя, и Ши Мэем снова помыкать не буду… Я просто хочу, чтобы все было как раньше… если бы все можно было изменить и вернуть как было, — на последних словах он уже рыдал, захлебываясь горькими слезами. — Брат, не лги мне…

Мо Жань больше не мог видеть его таким. Не решаясь взглянуть на него снова, он подтолкнул Сюэ Мэна к Сюэ Чженъюну.

— Будь благоразумен, — его низкий голос был таким же влажным, как цветы под утренней росой. — Слушайся дядю и сейчас уходи вместе с ним. Как только здесь все будет улажено, я сразу же разыщу вас.

Сказав это, Мо Жань тут же развернулся и поспешил вернуться за магический барьер горы Цзяо. Запечатав его, он больше ни разу не оглянулся.

После ожесточенной схватки от некогда величественного Зала Духа Дракона остались лишь застланные дымом горы битого камня, обломки рухнувших колонн, да потрескавшиеся каменные плиты пола. Тасянь-Цзюнь уже прижал свой модао к шее Чу Ваньнина. Он надавил чуть сильнее, и раздражающе яркая алая кровь скользнула вниз, запятнав черное лезвие.

Чу Ваньнин закрыл глаза и молча поджал губы.

— Учитель, сражаясь со мной сегодня, ты был подозрительно рассеян[234.3].

— …

— Ты же это не нарочно, а? — Тасянь-Цзюнь заставил его подняться с колен. По одному мановению его руки Бугуй исчез, но в тот же миг тело Чу Ваньнина сковало сильнейшее сдерживающие заклятье. Когда голубовато-зеленый искрящийся поток света крепко-накрепко связал тело Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь бесцеремонно сжал его подбородок, заставляя поднять голову.

— Скажи этому достопочтенному, о чем ты думаешь?

Чу Ваньнин медленно открыл глаза. Когда в его зрачках отразилось хорошо знакомое и в то же время абсолютно чужое лицо, он почувствовал, как все внутри него съежилось от ужаса.

Он понимал, что это не Мо Жань, но каждым движением и жестом этот человек был так удивительно схож с ним. Однако куда больше Чу Ваньнина испугало внезапное осознание того, что, похоже, именно это лицо он видел в своих снах.

Сколько раз в тех видениях он и этот Мо Жань сплетались в порыве страсти? И каждый раз у него было именно такое лицо: болезненно истощенное и бледное, красивое и порочное, с черными как смоль глазами, в которых не было ни капли нежности и тепла, а только лишь жестокость и безумие.

— Даже если ты не скажешь, этот достопочтенный уже знает, — тягучим, как патока, низким голосом протянул этот двойник Мо Жаня. — Учитель, должно быть, думает, кто же я такой, что за вздор несу, и откуда я все-таки пришел.

Кончиками пальцев он нежно и как-то уж слишком интимно провел по щеке Чу Ваньнина.

— Не спеши, в эти детали… этот достопочтенный будет посвящать тебя очень медленно. Заодно напомню… — его взгляд переместился вниз, на левую руку Чу Ваньнина. — Цзюгэ и Хуайша... даже не думай призывать их. Этот достопочтенный давно настороже и не повторит прошлых ошибок.

После того как этот человек упомянул имена двух его божественных оружий, выражение лица Чу Ваньнина стало еще более тревожным, а в сумрачном взгляде раскосых глаз теперь ясно читалось смятение. Возможно, Тасянь-Цзюню пришлось по вкусу строптивое и недоуменное выражение его лица, но он вдруг тихо рассмеялся и, коснувшись лица Чу Ваньнина, сказал:

— Что случилось? Ты удивлен, что я знаю о Цзюгэ и Хуайша? Однако удивляться тут нечему, этот достопочтенный довольно неплохо изучил этот грешный мир и знал о них задолго до того, как пришел сюда. Этот достопочтенный знает, что в этом пространстве и времени его «я» еще не переступило через реки крови, заставив тебя обнажить меч и выступить против него. Так что, естественно, «я» этого мира еще не видело эти два непревзойденных оружия.

— Этот грешный мир… ты?

Но Тасянь-Цзюнь лишь усмехнулся и ничего не ответил.