— В конце концов, мир все еще в хаосе, дыму сражений и пожаре порожденных раздорами войн. В любой момент этот очищающий огонь может превратить Верхнее и Нижнее Царство в пепелище, а потом хорошие люди получат вознаграждение, а плохие заплатят по счетам, способные вознесутся на вершину, а заурядные станут рабами, — с каждым словом спрятанная на дне глаз Сюй Шуанлиня улыбка становилась все ярче. — Поистине… это лучшее, что может быть, самая прекрасная картина мира.
Услышав эти рассуждения, Сюэ Мэн пришел в ярость:
— Что значит, хорошие люди получат вознаграждение, а плохие заплатят по счетам, способные вознесутся на вершину, а заурядные станут рабами?! Выходит, кто из людей хороший, кто плохой, кто посредственный, а кто способный, в итоге решать будешь только ты? Те люди снаружи, которых ты превратил в свои игральные шашки… и Наньгун Чанъин… и… и… — украдкой взглянув на лицо Чу Ваньнина, он невольно понизил голос, — ...и еще Наньгун Сы, — Сюэ Мэн выглядел очень возмущенным и оскорбленным подобной несправедливостью. — Хотели ли они, чтобы ты ими управлял? Заслужили ли они такую смерть и посмертие?
— Всегда нужно кем-то жертвовать, — равнодушно взглянув на него, ответил Сюй Шуанлинь. — Молодой господин Сюэ, в конце концов, ты все еще слишком юный, чтобы это понять.
Он болезненно поморщился. Похоже, ему совсем не хотелось разговаривать с таким темпераментным человеком, как Сюэ Мэн, поэтому он опять повернулся к Мо Жаню.
— Теперь я в ваших руках, хотите четвертуйте, хотите кожу снимите заживо, — предложил он таким тоном, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном. — В моем мешке цянькунь есть еще один плод линчи. Если вы все хотите отвести душу и утолить свою жажду мести, можете просто скормить мне его, — на этих словах он холодно усмехнулся. — Во всяком случае, в тот год, когда мне только исполнилось двадцать, вы, благородные господа, праведники и защитники справедливости, уже линчевали меня. Нет ничего плохого, чтобы пройти через это еще раз.
— Кто это линчевал тебя? — взвыл Хуан Сяоюэ. — Открываешь свою пасть, только чтобы лгать и нести вздор! Просто ни стыда ни совести!
Но Мо Жань прекрасно понял смысл слов Сюй Шуанлиня.
Когда ему было всего двадцать лет, люди линчевали не его тело, но его душу.
Наньгун Сюй всецело посвятил себя совершенствованию, у него было доброе сердце, он слушал наставления учителя и собирался всю свою жизнь прожить, как благородный человек, с мечом в руке сражаясь со злом в этом мире.
Но на том собрании в Линшане общество морально изрубило его на тысячу кусков.
Мо Жань закрыл глаза, чтобы не видеть скорбящего над своей загубленной юностью умирающего Сюй Шуанлиня. Возможно, именно потому, что он был слишком похож на него самого в прошлой жизни, несмотря на причиненное им зло, неожиданно для себя в этот момент Мо Вэйюй пожалел своего врага и обратился к нему:
— Духовное ядро Ло Фэнхуа все еще здесь. Если повторить ритуал Возрождения, может быть, ты еще сможешь увидеться с ним.
— Повторить? — Сюй Шуанлинь улыбнулся. Он с интересом посмотрел на духовное ядро в своей ладони, затем на быстро гниющую от недостатка духовной силы плоть и с ленцой продолжил. — Я скоро умру. После моей смерти в этом мире не останется справедливости, так какая польза от его возвращения? Вернуть его для страдания от притеснений со стороны всех этих знатных родов и больших орденов?
На последних словах он опустил взгляд и вдруг раздавил духовное ядро в своей руке. Осколки глубоко вонзились в ладонь, обагрив ее свежей кровью.
Мо Жань лишился дара речи: — !..
Сюэ Мэн воскликнул:
— Ты совсем помешался?!
Все окружающие их люди тоже пребывали в недоумении: некоторые были ошеломлены, кто-то выпучил глаза и открыл рот, а кто-то побледнел и помрачнел. Однако в этот момент каждый настороженно наблюдал за сидящим на каменной платформе Сюй Шуанлинем, которого сейчас язык не повернулся бы назвать ни человеком, ни демоном.
Сюй Шуанлинь ни на кого не обращал внимания, наблюдая, как медленно тает последний след Ло Фэнхуа в этом мире. И когда он полностью исчез, кровавые слезы побежали по его лицу, и все услышали пробирающий до костей переходящий в рыдания безумный смех.
Отныне и впредь никто никого больше не встретит, никто никого не презирает и ненавидит. Все обратилось в пыль и стало пеплом. Прекрасно, как же это прекрасно!
Сюй Шуанлинь медленно поднялся и под прицелом устремленных на него взглядов, пошатываясь, подошел к переднему краю образованного божественным оружием массива, чтобы взять в руки божественное кунхоу.
Он сел и гниющими иссохшими пальцами несколько раз провел по струнам.
Все больше марионеток Вэйци Чжэньлун восставали против своего ослабевшего хозяина. Очень скоро из его рта, ушей, носа и глаз полилась кровь, а на пальцах вспыхнул огонь, который быстро распространился и, в конце концов, охватил все его тело. Однако, несмотря ни на что, он продолжал перебирать струны.