Спустя годы горы времени стирают в песок даже кости.
Что уж говорить о маленькой сережке ивового пуха[228.2].
Спустя столько лет стала дряхлой ива, клен засох и лишь гонимый ветром пух бесцельно слонялся по миру[228.3]. Исчерпав себя до конца, на краю света он смотрел не на цветы, а на заполненные кровью горные долины и небо, что накрыла тьма ненависти.
Но почему, даже сам того не желая, он приложил все силы, чтобы передать и воплотить в Е Ванси все те вещи, которым безуспешно пытался научить его Ло Фэнхуа? Почему, увидев истинно честного и благородного человека, он не смог вырвать из сердца сострадание и до конца остаться безжалостным негодяем?
Почему…
Почему он все еще может плакать?
Преклонив колени на Платформе Призыва Души, Сюй Шуанлинь, наконец, срывая голос, завыл. Он нежно гладил остатки угасшего духовного ядра Ло Фэнхуа, и слезы градом катились вниз по изуродованному лицу. Под конец его раздирающий легкие вопль перешел в глухой булькающий звук, словно глотка до краев наполнилась кровью.
— Учитель… Ло Фэнхуа…
Его разум был полон хитроумных планов, сердце пропитано безумием, злобой и извращенным страстным желанием. Он положил на это всю свою жизнь.
И теперь все насмарку?
Он вспомнил, как после несправедливого судейства в Линшане его сердце переполнилось негодованием, и в конечном итоге это привело к тому, что в дальнейшем, когда отец захотел передать место главы Наньгун Лю, в нем родилось неповиновение и ярость узурпатора.
____________________
Он до сих пор помнил недоверие на испещренном морщинами смертельно бледном лице больного отца и его обращенный на него пристальный взгляд.
— Место главы должно быть моим, — так, убеждая себя и его, он постепенно все сильнее сжимал руки на старческом горле. Его глаза вспыхнули холодной решимостью и злостью. — Отец ведь не хочет разрушить столетнее наследие Духовной школы Жуфэн, так что, само собой, я сам возьму то, что мое по праву. Вы уже слишком стары, глава, пора и на покой.
— Сюй-эр…
Сюй Шуанлинь закрыл глаза. Не позволив отцу произнести ни слова больше, он сжал руки на его горле так, что от напряжения вздулись вены, и услышал, как с леденящим душу щелчком ломается его шея.
Сняв с пальца старого главы перстень главы Духовной школы Жуфэн, он прижал его к губам.
Перстень был очень холодным, но не холоднее[228.4], чем его лицо.
— Я всего лишь стремлюсь к справедливости, и если вы все не можете дать мне ее, я возьму сам. Отец, там, в Царстве Мертвых, тебе не нужно ненавидеть меня.
Развернувшись, он вышел из комнаты.
Тут же в памяти возникла другая сцена.
Это был первый вечер после того, как он узурпировал трон. К тому времени, когда слуги оттерли кровавые следы битвы, тело его отца уже остыло, а Наньгун Лю вместе со своим семейством был заперт в водной тюрьме. Сопротивление было подавлено, все неотложные задачи решены, и он внезапно понял, что просто не знает, чем еще себя занять.
Сюй Шуанлинь сам разжег жаровню во дворе, подогрел воду и заварил чай. Погруженный в свои мысли, сидя в полном одиночестве, он поглаживал ярко искрящийся перстень главы на большом пальце.
Отныне именно он — уважаемый хозяин Духовной школы Жуфэн.
Тех чужаков, что строили козни против него на собрании в Линшане, он при первом же удобном случае сотрет с лица земли, но ему все еще было сложно решить, как поступить со старшим братом и уж тем более не ясно, что делать с Ло Фэнхуа.
Похожее на ярко сияющий вороний глаз солнце почти закатилось за линию горизонта. Начали сгущаться сумерки.
Увидев, что скоро совсем стемнеет, Сюй Шуанлинь, наконец, решился войти в тюрьму, чтобы увидеться с сидящими под стражей старшим братом и учителем.
В сопровождении нескольких человек из своей свиты он прошел уже половину пути, когда последний луч солнца поглотила ночная тьма. В этот момент он вздрогнул, почувствовав странный холод в теле и легкое головокружение.
— Уважаемый глава, что случилось?
Отмахнувшись от бросившегося ему на помощь слуги, Сюй Шуанлинь сказал:
— Не лезьте. Я вдруг вспомнил, что должным образом не уладил одно дело, так что сначала мне нужно вернуться в главный зал. Не ходите за мной.
Подавляя боль, которая становилась все очевиднее, он накинул капюшон плаща и широким шагом направился к воротам главного зала Духовной школы Жуфэн. Под конец, больше не в силах терпеть эту муку, он побежал и, с силой толкнув двери, ввалился внутрь, поспешно закрыв их за собой.
— Уважаемый глава?
— Стойте снаружи, охраняйте двери. Не разрешайте никому войти. Не совершайте необдуманных поступков. Если случится что-то из ряда вон выходящее, немедленно доложите мне.
Отдав охранникам этот приказ, тяжело дыша и пошатываясь, Сюй Шуанлинь прошел вглубь главного зала ордена. Сняв капюшон, он опустил голову и, осмотрев себя, обнаружил, что его кожа растрескалась, словно от лютого мороза, а все тело покрылось ужасными ранами.
Первое, о чем подумал Сюй Шуанлинь, что это отец проклял его.