Хаски и его учитель белый кот. Том III

После этого он почувствовал, что должен продемонстрировать больше выдержки, поэтому скрепя сердце снова поднял голову и в упор уставился на этого безрассудного бунтаря, который не мог отличить хорошее от плохого.

Мо Жаня весьма позабавили его действия:

— В чем дело? То глаз с меня не сводишь, то таращишься на стол.

Чу Ваньнин собирался что-то ответить, но в этот момент зазвенел вечерний колокол Пагоды Тунтянь. Спустившись с вершины Пика Сышэн, эхо этого звона прокатилось по ночному рынку городка Учан.

— Плохо дело.

Подсчитав часы, Чу Ваньнин слегка переменился в лице.

Пришло время чередования…

Он уставился на сидящего напротив мужчину. Заметив, что улыбавшийся Мо Жань вдруг закрыл глаза, он почувствовал тревогу…

С момента воскрешения Мо Жаня каждые три дня сознание Тасянь-Цзюня вновь занимало это тело на сутки и не уходило до глубокой ночи.

Вероятно, причиной этого явления стало то, что та нить разумной души, что оставалась в теле Тасянь-Цзюня, была слишком долго отделена от двух других разумных душ и семи животных духов, вследствии чего ей оказалось слишком трудно слиться с ними в единое сознание. Поэтому теперь, даже когда все души уже соединились, через определенные промежутки времени в полночный час[311.15] одна его личность сменялась на другую.

И впрямь, когда Мо Жань вновь открыл глаза, их блеск стал совсем иным.

Тасянь-Цзюнь медленно поднял голову. Несомненно, это был один и тот же человек и тело осталось тем же, но во всех его манерах и облике теперь не хватало праведности, зато появилось что-то опасное и злое с налетом искушающей сердце таинственности.

Тасянь-Цзюнь растянул свои чувственные губы в яркой и распутной ухмылке:

— Хм… три дня тебя не видел. Ваньнин, ты скучал по этому достопочтенному?

— …

Опустив взгляд, он увидел перед собой палочки для еды и тарелку с недоеденным супом. Бывший император мира смертных брезгливо обвел взглядом стоявшие прямо посреди улицы обшарпанные деревянные стулья и слишком маленький засаленный стол.

…Все эти вещи были привычной частью мира образцового наставника Мо, но для него…

— Эй, обслуга! Быстро метнулся к этому достопочтенному!

— Мо Жань, сядь!

Этот переполох привлек внимание других посетителей. Люди один за другим начали поворачивать головы, и вдруг кто-то воскликнул:

— О! Разве это не образцовый наставник Чу?

— Ого! А это не тот человек по фамилии Мо? Неужели господин бессмертный Мо тоже здесь? Разве он не умер?.. Кто-нибудь, протрите мне глаза, неужели я ослеп…

— Ты не ослеп, я тоже их вижу.

Какая-то совсем юная девушка звонко закричала:

— О! Это и правда бессмертный Мо!

Чрезмерная суматоха привлекла внимание прохожих. Они притягивали все больше любопытных взглядов, некоторые даже узнали их. Потемнев лицом, Чу Ваньнин потянул за собой Тасянь-Цзюня, громко выговаривая ему:

— Ты разгромил весь стол, как теперь тут есть? Как ты мог такое сотворить?!

Прежде чем набежало еще больше народа, в этой суматохе Тасянь-Цзюнь призвал свой меч, чтобы поспешно ретироваться.

Только когда они поднялись в небо, Чу Ваньнин вздохнул с облегчением.

Луна пережившего бедствие мира одарила их своим чистым и ясным серебристым светом.

Все было бы просто прекрасно, если бы не раздраженное ворчание Тасянь-Цзюня за его спиной:

— Что хорошего в этом бессмертном Мо?

— …

— Толпа баранов! Почему они помнят только бессмертного Мо?

— …

— Магический барьер Сюань-У починил этот достопочтенный!

— …

— Этот достопочтенный спас их собачьи жизни!

— …

— И Великий Потоп сдерживал для них тоже этот достопочтенный!

Чу Ваньнин искоса взглянул на скрежещущего зубами от обиды мужчину и вдруг подумал, что этот парень и правда слишком уж мелочен, раз умудряется ревновать даже к самому себе.

— Что смотришь?! — заметив смешинки в глазах Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь на мгновение ошеломленно замер, но затем поспешил раздраженно прищуриться и с деланным безразличием процедил сквозь зубы: — И даже ты! Ты тоже принадлежишь этому достопочтенному!

Получив такую пощечину, застигнутый врасплох Чу Ваньнин сердито прикрикнул на него:

— Эй, хватит вертеться! — и правда, меч под ногами слегка задрожал, однако тут же был выровнен магией Тасянь-Цзюня.

Завернув Чу Ваньнина в свою расшитую золотом черную мантию, бывший император недовольно пробурчал:

— Чего ты боишься? Если этот достопочтенный здесь, с тобой, разве ты можешь разбиться насмерть?

После этих слов он отдал приказ своему мечу лететь еще быстрее. Высоко в небесах в серебристом свете луны похожая на черный вихрь тень от его меча устремилась в направлении горы Наньпин…

Этой глубокой ночью эти двое были совсем как обычная пара влюбленных.

Они возвращались домой.

Впоследствии люди изредка то тут, то там видели тени образцовых наставников Мо и Чу, но они приходили и уходили, не оставив после себя следа, подобно отражению потревоженных лебедей на озерной глади.