Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Врата в Царство Демонов вот-вот откроются. Неужели нет ничего, о чем Учитель хотел бы меня спросить?

Чу Ваньнин по-прежнему не отвечал, искоса глядя на дождь за окном. Его хрупкость и смятение проявлялись только перед людьми, которых он глубоко любил, а Ши Минцзин исчерпал все отмеренное ему душевное тепло, поэтому перед ним он был ледяной скалой, которую не могли растопить ни настойчивость, ни упорство.

— Я пришел поговорить с вами по душам, — со вздохом сказал Ши Мэй. — Так что, пожалуйста, скажите мне хотя бы слово.

В ответ Чу Ваньнин бросил ему ровно одно слово:

— Убирайся.

После снедавшего его перед решающей битвой беспокойства, по мере того, как близилось успешное завершение дела, душевное состояние Ши Минцзина значительно улучшилось, и он стал намного мягче и спокойнее. Он не рассердился из-за отстраненности и холодности Чу Ваньнина, а вместо этого с улыбкой сказал:

— Надо же, все-таки удостоили меня словом.

Дождь все барабанил по мокрой оконной решетке. После того, как Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти переплели два смертных мира, подобные странные погодные аномалии стали нормой. Чу Ваньнин даже начал думать, что этот дождь никогда не закончится и будет лить до тех пор, пока два мира не скроются под водой.

Похоже, Ши Мэя не заботили подобные мысли. Он встал, налил две полные чашки чая, одну из которых поставил перед Чу Ваньнином со словами:

— Раз уж вы меня игнорируете, почему бы мне самому что-нибудь не рассказать. Мне не очень нравится что-то кому-то объяснять, однако я бы не хотел, чтобы между мной и Учителем было так много недоразумений.

Чай был очень горячим. Сдув чайные листья, он опустил глаза и медленно сделал первый глоток.

— Следует сказать, что с детства и по сей день, я совершил очень много злых дел и не произнес и несколько правдивых фраз, но изначально я действительно не хотел убивать невинных.

Рука Чу Ваньнина непроизвольно сжалась так, что на бледной коже тыльной стороны ладони вздулись вены.

— Учитель ведь видел Дорогу Мученичества? Изначально я хотел замостить ее лишь плохими людьми, такими, что хуже зверей, и о смерти которых никто не пожалеет. Однако впоследствии я обнаружил, что дорога так длинна, что для того, чтобы построить мост, потребуются трупы людей из двух миров. На мое сердце это тоже легло тяжелым грузом.

— …

— Мне совсем не нравится пачкать руки кровью, поэтому сам я почти никого не убил. Я не обманываю.

— Ты и правда меня не обманываешь, — вдруг ответил Чу Ваньнин. — Я думаю, что своими руками ты и правда почти никого не убил.

Ши Мэй чуть вскинул брови, похоже, он был несколько удивлен.

Чу Ваньнин повернул голову и, окинув его холодным, как лед, взглядом, продолжил:

— Ты ведь такой сердобольный, мягкосердечный и жалостливый, невинных убивать не хочешь, и кровь на руках тебе противна. Именно поэтому ты ничего не делал своими руками. Для этого ты создал Тасянь-Цзюня, и с тех пор тем безумцем, что устроил резню в Духовной школе Жуфэн, и кровавым тираном, которому не отмыться от пролитой крови, стал именно он. Вместо тебя он делал то, что тебе было необходимо сделать, но делать сам ты не хотел. Да ты просто гений.

— Слова Учителя несправедливы, — Ши Мэй печально вздохнул. — Я и не помышлял об уничтожении Духовной школы Жуфэн. Это была его личная месть.

— Если бы в нем не было Цветка Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия, разве пошел бы он на такое чудовищное преступление.

— Думаете, без Цветка Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия он бы не мог совершить все эти ужасные вещи?

Чу Ваньнин заглянул в глаза Ши Мэя:

— Он не стал бы.

Ши Мэй лишь усмехнулся и махнул рукой, что означало, что он больше не хочет продолжать этот разговор.

— Ладно, незачем спорить об этом, — сказал он. — В любом случае, как я сказал когда-то Сюй Шуанлиню, во мне живет надежда, что уже на нашем веку способные люди будут жить в почете, заурядные тупицы станут рабами, а добро и зло будет оплачено сторицей. И это не ложь, я правда так думаю, — сделав паузу, он продолжил, — однако для прекрасных костяных бабочек дарить добро другим — это жертвовать своей жизнью. Наша дорога домой должна быть вымощена кровью, у меня не было другого выбора.

Чу Ваньнин закрыл глаза.

Ши Мэй вновь наполнил свою опустевшую чашку чая и со вздохом продолжил:

— Учитель, вероятно, не может понять, почему ради возвращения расы прекрасных костяных бабочек в демонический мир я готов пожертвовать жизнями почти всех людей из двух смертных миров. На самом деле, понять это не так уж и сложно…

Он посмотрел на легкий парок, поднимающийся от чашки.

В комнате стало очень тихо, и лишь глубокий голос Ши Минцзина по-прежнему нарушал эту тишину.

— Учитель, видели ли вы, как на охоте загоняют стадо диких буйволов? Обезумевшие, с жаждой убийства в красных глазах, в этот момент им так хочется поднять на рога всех людей и животных, что преграждают им путь. Это врожденный инстинкт самосохранения.