Хаски и его учитель белый кот. Том III

Когда легкая облачная дымка опьянения окончательно застлала ему глаза, он выпустил из руки кувшин с вином и тот, упав на землю, разбился вдребезги.

Раскинув в стороны руки, Сюэ Мэн рухнул прямо на снег. Он больше не хотел идти дальше. Что там впереди? Повсюду лишь царство снега и стужи и больше нет ни одного знакомого силуэта, больше нет дома и семьи.

Даже только что привидевшийся ему Мо Жань был лишь иллюзией, такой же недолговечной, как отражение луны в воде.

Какое-то время Сюэ Мэн просто лежал посреди снежного поля, прежде чем поднял руку, чтобы прикрыть ладонью веки.

Бледные губы, чуть приоткрывшись, сомкнулись вновь, и слезы ручьем покатились по его щекам.

— Почему вы все ушли и оставили меня одного?

Задыхаясь от сдерживаемых рыданий, Сюэ Мэн потерял голос и мог лишь хрипло бормотать:

— Почему... почему оставили меня совсем одного?

И ведь правда, на исходе обеих жизней оставался только он один.

Тасянь-Цзюнь слушал этот вой, пока его не поглотило завывание вьюги. Замерев на коньке крыши, он смотрел вслед удаляющемуся Сюэ Мэну. Снежная буря трепала полы его плаща. Он поднял руку и прикоснулся к груди, не понимая, что же это за чувство.

Поминая старых друзей, сам я как неприкаянная душа…

Если это верно для Сюэ Мэна, то почему это не подходит Тасянь-Цзюню?

В его прошлой жизни Дворец Ушань опустел, в конце концов все покинули его, и он остался совсем один. Он не знал, где раньше в его комнате стояла жаровня, ему была мала ветхая одежда, которую он носил в пору своей юности, порой с его языка срывалась шутка времен его ученичества, но его окружали лишь напряженные и полные почтения каменные лица.

Никто не знал, о чем он говорит, никто не понимал его.

А те, кто мог понять, были в загробном мире или на краю света.

Тасянь-Цзюнь медленно подошел к берегу озера Тяньчи. Погода была скверная, вдали морозная дымка над водой превращалась в иней, а сверху сыпалась снежная крупа. Он спокойно стоял там, словно не имеющий сердца и не чувствующий холода деревянный истукан, позволяя снегу и инею полностью покрыть тело.

— Чу Ваньнин… — тихий вздох сорвался с его губ, — если бы тогда…

Если бы тогда… что?

Он больше ничего не сказал. Он закрыл глаза, и похожие на перья ресницы наложились друг на друга.

До сих пор незачем было упоминать о том, что произошло тогда, ведь он — Наступающий на бессмертных Император, и в мире совершенствующихся не было никого выше него. Он не знает, что такое сожаление, что такое раскаяние и что значит повернуть назад.

Что было, то было.

Он не скажет, что сожалеет, и он не скажет, что проиграл.

Даже если он весь в чужой крови, а все родственники и близкие люди против него, он сам выбрал этот путь, и какой бы тернистой ни была его дорога, он, стиснув зубы, пойдет дальше.

Но под этим безбрежным небом, посреди этой снежной бездны, в этом месте, где никто его не увидит и никто не узнает… Тасянь-Цзюнь очень долго стоял, заложив руки за спину, прежде чем, наконец, сделал нечто такое, чего никто не мог от него ожидать… он опустился на колени.

На том самом месте, где Чу Ваньнин пал в сражении, он встал на колени и поклонился до земли.

Один поклон.

Два поклона.

Вплоть до трех поклонов.

Когда Тасянь-Цзюнь поднял голову, стало видно, что под капюшоном его ресницы покрылись инеем, а выражение лица было очень серьезным и торжественным. Никто не знал, о чем он тогда думал. После этого он поднялся с таким видом, будто совершил то, что всем сердцем стремился сделать много лет. В полном молчании он отряхнул от снега черную одежду и направился к самому мощному духовному источнику на горном хребте Куньлунь.

Теперь, когда император вступил в игру, никто в этом мире не мог его остановить. Ши Минцзин не ошибся с выбором: среди людей он обладал не только самой мощной духовной энергией, но и внушающей благоговение, совершенно непревзойденной врожденной способностью к совершенствованию.

Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти будут открыты.

Глава 290. Пик Сышэн. Рождение двух цветков зимней сливы на одном стебле

Сюэ Мэн лежал на земле. Он так напился, что на какое-то время впал в пьяное оцепенение, и даже не понял, что только что встретил самого страшного демона в мире. Упав спиной на снег, он лежал на земле и снежные хлопья с вершин горного хребта Куньлунь, словно весенний ивовый пух или осенний пух рогоза, медленно парили в воздухе, укрывая его тело.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем из белой пелены снегопада вышел человек с зонтиком из красной промасленной бумаги и подошел к нему. Сюэ Мэн прищурился, пытаясь разглядеть кто это. Наконец, ему все-таки удалось рассмотреть холодное лицо этого человека.

— Мэй…

Сюэ Мэн чувствовал себя таким изможденным, что пробормотав лишь первый слог его имени, второй так и не смог выговорить.

— Да, это и правда я, — Мэй Ханьсюэ был немногословен, и просто помог ему подняться с земли.

Сюэ Мэн привалился к его плечу, но вместо того, чтобы попытаться уйти, спросил:

— У тебя есть вино?

— Нет, — ответил Мэй Ханьсюэ.