Деревянное окно наполовину открыто, на земле тонкий снежный покров словно хрустящее сдобное печенье, на бамбуковом занавесе и оконном переплете нефритово-зеленый мох и несколько уже увявших опавших цветов.
После бурных событий[278.1] в Цитадели Тяньинь прошло уже четыре дня. Пока снаружи мир пребывал в смятении и бурлил, словно полный предположений, суждений и пересудов котел жидкой каши, на этой отдаленной горе было пустынно, тихо и спокойно.
Вдруг кто-то вышел из погруженной в безмолвие лесной чащи и словно вошел в оконную раму, обрамляющую нарисованную тушью картину. В одной руке у этого человека был зонт из промасленной бумаги, в другой вязанка хвороста. Толкнув дверь, он вошел в хижину, внутри которой было довольно холодно и промозгло. Положив вязанку у очага, он бросил в печь несколько щепок, и слабый, едва теплившийся огонек стал ярче.
Эта хижина давно требовала ремонта, здесь очень долго никто не жил и, хотя в ней уже было прибрано, в воздухе по-прежнему витал затхлый запах сырости и плесени. Поэтому, прежде чем войти, этот человек специально сломал покрытую инеем цветущую ветвь зимоцвета[278.2] и положил ее в изголовье кровати.
Чу Ваньнин сел и посмотрел на мужчину, лежащего на узкой плетеной кушетке.
Пошли четвертые сутки, а он так и не очнулся.
В тот день, после того, как ему удалось вырваться из рук Тасянь-Цзюня, он использовал приобретенные в прошлой жизни знания и не утраченную в этой жизни духовную силу, чтобы восстановить дыхание Мо Жаня и удержать его на грани жизни и смерти, но по прошествии нескольких дней он так и не пришел в сознание. Жизнь Мо Жаня все еще висела на волоске, а его духовное ядро невозможно было восстановить.
— Этот дом был построен моим наставником во времена его странствий по миру. Он давно заброшен и поэтому тут немного затхлый запах, — Чу Ваньнин с надеждой и тревогой всматривался в лицо Мо Жаня. — Я знаю, хотя тебе не нравятся благовония, ты не испытываешь отвращения к цветам. Я принес ветку зимоцвета, она может простоять очень долго.
Мо Жань молчал, его опущенные ресницы даже не дрогнули.
Во сне он выглядел очень спокойным и умиротворенным, что в обычной жизни для этого человека было большой редкостью.
Именно так мирно и безмятежно Мо Жань спал все это время. Покончив с повседневными делами, Чу Ваньнин обычно садился рядом и говорил с ним.
В прошлом, когда они более-менее ладили и проводили время вдвоем, обычно много говорил Мо Жань, а он сидел и слушал.
Кто бы мог подумать, что однажды тот, кто много говорит, и тот, кто только слушает, могут поменяться местами.
— Снаружи все укреплено защитным магическим барьером, также я повсюду расставил отводящие глаз заклинания, никто нас не найдет, — сказал Чу Ваньнин. — Еще я принес запас дров и провизии, так что некоторое время можно ни о чем не беспокоиться, — помолчав, он вздохнул. — Почему ты до сих пор не очнулся? — с этими словами он протянул руку и погладил Мо Жаня по волосам.
Огонь в очаге задрожал. Чу Ваньнин опять сел у кровати и стал ждать. Отбрасываемые солнечным светом тени заметно сдвинулись, а он так и не дождался, когда самый важный для него человек откроет глаза.
Чу Ваньнин опустил ресницы и тихонько вздохнул.
— Раз уж ты все еще хочешь спать, то спи… Я продолжу рассказывать тебе историю, которую начал вчера, а ты продолжай слушать. Ты сам говорил, что перед сном тебе нравится слушать сказки, но, уж извини, я плохой сказитель… поэтому только и могу, что пересказывать то, что мы с тобой уже пережили, — скрыв глаза за завесой ресниц, он какое-то время молчал, прежде чем с теплом в голосе снова обратился к нему. — Хм… где я остановился вчера? Дай-ка подумать. Ах да, я дошел до того момента, когда в прошлой жизни обнаружил, что внутри тебя живет цветочный паразит, и захотел освободить тебя от него. Однако к тому времени Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия укоренился слишком глубоко и все мои усилия были тщетны. Только в этой жизни худо-бедно удалось что-то сделать, однако я и подумать не мог, что все так изменится.
Он коснулся тыльной стороны ледяной руки Мо Жаня.
Все еще такой холодной и безучастной.
Вот так вот, держа Мо Жаня за руку, он тихо рассказывал обо всем.
Раньше из-за интриг и особенностей своих характеров, оба они не спешили делиться друг с другом своими мыслями и чувствами. В итоге это привело к тому, что из-за ужасного недоразумения их пути разошлись и они стали почти чужими людьми.
Чу Ваньнин очень сожалел об этом.
А если бы между ними было больше доверия и откровенности? Могло бы это все изменить? Возможно ли, что он гораздо раньше заметил бы ядовитого паразита в теле Мо Жаня?
Вот только разве можно повернуть время вспять?
— В этой жизни ты тяжело трудился и стремился искупить свою вину, — Чу Ваньнин закрыл глаза и вздохнул, под конец его голос сел настолько, что он почти не мог говорить, — однако ты ведь не помнишь, как в тебя был посеян Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия? Просто подумай об этом, Мо Жань… просто подумай об этом…
Ты никогда не был моим должником.